Из ветвей густого прибрежного леса клубится туман и плывет над утренней рекой. Он так валит, словно в глубине леса бушует невидимый пожар и густой дым с силой бьет оттуда. Солнце взошло за тайгой, туман ярко порозовел, стал прозрачным. Ваське стало видно с лодки, как в розовом тумане среди листвы перелетают птицы.
– Сегодня через самый страшный перекат пойдем, – говорит Савоська. – Вода как в котле кипит.
– Сегодня у меня работать, не зевать, – грозно предупредил Иван всех работников, – а то выброшу в пустоплесье![60]
Лодки долго шли по тихой воде вдоль низменного болотистого берега, поросшего лиственницами и березками. К полудню послышался гул, начались частые отмели. По крутому руслу вода сильным потоком неслась между ними, как по песчаному стоку.
Теперь сопки ближе подошли к реке, стало мельче. Наклон дна, по которому падал Горюн, становился круче. Река зашумела, разбиваясь на множество рукавов. Появились острова, похожие на плотбища,[61] сплошь заваленные белым мертвым лесом, страшными изогнутыми рассошинами, развилинами, корягами, корневищами. Поднявшись из воды, груды плавника громоздились высоко. Начались сплошные перекаты.
Миновали завалы и перекаты, и, казалось, река стихла. Но вот обошли по протоке остров, и река снова, вся в пене, бешено понеслась навстречу.
– Кой, кой![62] – заорал Савоська.
У него сломался шест. Лодку понесло вниз, глухо ударяя днищем о камни.
– На мель, на мель! – крикнул Иван.
Савоська правил на косу. Вскоре лодка с шуршанием села в пески. На выручку спустились вниз по течению две другие лодки. Гребцы слезли и пробовали помогать. По колено в шумной, сбивающей с ног воде гольды бродили вокруг лодки, держась руками за борта, толкали без толку.
– Илюшка, иди сюда! – звали они.
– Илья, иди помоги им, – сказал Иван.
Подошла четвертая лодка.
Парень неторопливо разулся, слез, налег грудью на скошенную корму, натужился. Лодка зашуршала днищем по песку.
– У-у, Илюска! Илюска! – обрадовались гребцы.
Когда лодка сошла с косы и караван снова тронулся, гольды о чем-то по-своему кричали Бердышову.
– Илья, тебя хвалят! – крикнул Иван парню. – Говорят, никто не мог снять, а ты слез и сдвинул. «Вот, – говорят, – девки бы видели!..»
У Савоськиной лодки треснуло днище, в нее быстрее набиралась вода. На одном из островов решили сделать привал. Товары выгрузили на берег, и Савоська стал заделывать трещину мхом. Иван решил ехать дальше.
– Ты нас догонишь, – сказал он старику.
– А в Ноан поедем? – спросил Савоська.
В Ноане жил Синдан – хозяин речки. Ивану надо было повидаться с ним, но Синдан в отъезде.
Савоська-Чумбока родился в Ноане. Там все ему родственники. Ноан стоял в стороне на протоке, надо было сделать крюк, чтобы попасть туда.
– Если хочешь, съезди в Ноан, – усмехаясь, сказал Бердышов. – Да только, когда приедет Синдан, не поддавайся.
– Зачем же, Ваня, поддаваться!
– Помни!
– Конечно! Забуду, что ль! А ты сам, когда его встретишь, что будешь делать?
Иван усмехнулся.
– Уж что-нибудь скажу…
– Ты бы его, Ваня, гнал отсюда…
– Уж как придется, – уклончиво отвечал Иван.
– Я родился в Ноан-деревня, – рассказывал Савоська, обращаясь к Илье и Ваське. – Тут близко Ноан- деревня. Ноан – знаешь, какое слово? Самый первый наш дедушка пришел на это место. Встретил его какой-то человек. Откуда его пришел, никто не знает. «Тебе как зовут?» – «На-на». – «Тебе откуда пришел?» – «На-на». Что его ни спроси, все одинаково отвечает: «На-на», – и больше никаких разговоров. Так это место и прозвали Нана, а потом стали говорить Ноан. Наша тут родня, надо маленечко погостить, – говорил старик.
Прощаясь с Васькой, он с нежностью поцеловал русую голову мальчика.
Явившись в родную деревню, Савоська открыл товары в лодке и показал своим ноанским сородичам новое ружье.
– Бердышов такие продает.
– Это ружье плохое, стрелять не будет, – с грубой насмешкой сказал приказчик Синдана, оставшийся в Ноане за хозяина. Савоську он уверял: – Тут торговать плохо. Никто ничего не купит. Лучше тут не торговать. На Амуре куда выгодней.
– Это мы узнаем, плохо ли тут торговать, нет ли, – ответил ему старик.
