Новоселы и гольды гурьбой выходили на паперть.
– Че-то маленько пристал, хочу посидеть, – пожаловался Улугу, выбравшись из церкви. – Можно?
– Теперь можно, – ответил Силин.
– Черт не знай! Как русский не устает?
– А мы в бога верим. Стоим – веруем.
– Если бы молиться да ходить – тогда бы ниче!
– Это по-шамански – молиться да ходить! А вот ты говорил, что русский шестом толкаться не умеет. Шестом что! – усмехнулся Силин. – Ты попробуй заутреню выстоять. Я могу не шевельнувшись, как литой. Вот и называется, что русский стойкий!
Ослепляя народ блеском мундиров и эполет, по склону холма спускались чиновники. Оломов, в синем сюртуке, что-то бубнил, тыча пальцем на отдаленные хребты.
– Это будет не только церковь, – рассуждал Барсуков, – а как бы форпост колонизаторов. Она и строена из таких бревен, что не пробить ядру.
– Говорят, батюшка сам выбирал лесины и помогал таскать солдату.
– Да, мужик он хозяйственный.
Городские попы с интересом приглядывались к Гао.
– Азиат, но, видно, доброй души, – вполголоса говорил горбоносый толстый протоиерей с сизыми щеками и черной бородой. – С кротостью подношение его. Может быть обращен в христианство!
– Чуют, твари, что тут можно поживиться, – заметил Силин.
– Какая девушка, удивительной красоты! – сказал Барсуков, кивая на Дельдику. – Я обратил на нее внимание еще во время службы.
Оглядывая толпу, Дельдика кого-то искала.
– Да, да! Чудесная! Мохнатая, как японский цветок, как хризантема!..
Чиновники остановились.
– Какое-то влияние юга. Побьюсь об заклад, что в ней есть что-то малайское.
– Эка куда вы хватили! – отозвался Оломов.
– Моя приемная дочь, – сказал Бердышов. – Она подросла и стала как мохнатая курилка.
– Да, она хороша! В русском платье – сочетание необыкновенное.
Иван поманил Кальдуку.
– Вот ее родной отец.
Кальдука подобострастно кланялся и дрожал от страха. Барсуков через Ивана спросил его о предках:
Кальдука ответил, что дедушка брал жену с Сахалина – аинку.
– Как он узнал, кто у нас в роду? – спросил старик у Бердышова. – Я не потому ли такой маленький, спроси вот этого, который с бородой: он все, наверное, знает.
– Айны родственны туземцам южных морей, – рассуждал бородатый чиновник в очках.
– А спроси-ка его: в тайге у нас еще много зверей? – приставал Кальдука к Бердышову.
Вокруг чиновников собралась толпа. Илья слышал, что говорят о Дельдике.
– Ты, я слыхал, не хочешь ее выдавать за русского? – спрашивал Барсуков у Ивана.
– Ей свой нравится.
Дельдика заметила, что ею любуются. Она захотела обратить на себя еще больше внимания.
– Илюся! – позвала она.
Илья быстро шагнул к ней, но мимо шли девушки, его окликнула Дуняша.
– Эй, надвое разорвешься, – раздался Терешкин голос.
– А у тебя ни одной, – отозвался Илья.
Неожиданно для него вокруг засмеялись.
– Илья нашелся! Вот сказанул!
Все смеялись над Терешкой.
Толпа молодежи двигалась к роще. Золотисто-красный, чистый березовый лес стоял на молодом, поднявшемся из озера мысу.
Тут не было бурелома, на новой земле росло первое поколение берез. Деревья были стройны, молоды и не теснили друг друга. Чистая трава зеленела, как в мае.
Девушки вошли в рощу, обнявшись. Стояла немая тишина. Чувствовалось последнее осеннее тепло. Кругом все в цветах осени – яркое солнце, желтые листья, голубая вода и голубое небо.
– Терешка с Ильей сегодня драться будут, – поговаривали парни.
