– Он уже битый! – продолжал Иван. – И стал не такой, как был раньше, когда палки вырезал. Вон уж из него вата лезет, – схватил он торговца за продранный рукав. – Эй, Синдан, я тебе советую: подобру- поздорову вали отсюда, пока за тебя свои же не взялись. Ты, Ванька, – сказал он хозяину, – поди, и сам думаешь, как бы его отсюда сплавить поскорей.
– Как можно! – встрепенулся Гао.
Иван задел самую сокровенную струну его. Гао решил переменить разговор.
– Тебе кости люби играй… Вот кости, – предложил он Бердышову.
Синдан был глубоко опечален и молчал.
– Паря, попал ты к волкам в переплет, – оказал ему Бердышов.
Иван стал играть с Гао. Он кинул кости. Китайцы обступили столик. Всем хотелось видеть, как будет играть русский.
– Один раз уж я продулся. Помнишь, без шубы когда таскался? А ты хочешь вытряхнуть меня, чтобы я опять разорился, – сказал Иван. – Давай по маленькой. А то нечем будет платить Синдану.
Иван дважды выиграл, но на третий раз, учетверив ставку, все спустил. Он притворно сокрушался. Хозяева радовались его проигрышу.
Иван еще и еще увеличивал ставки и все чаще проигрывал.
– Ну, хватит, – вдруг заявил он. – А то меня оберешь. Меня один раз китайцы в Хабаровске обчистили. Нойоновы же деньги им спустил, – усмехнулся Бердышов и замотал головой.
Все вздрогнули от такой шутки.
– На тебе проигрыш, и я больше с тобой не играю! – Иван кинул деньги и, отойдя, стал набивать трубку.
Торговцы, распаленные зрелищем игры, схватились за кости.
За столик сели Ян Суй и толстяк Гао Да-лян. Вскоре началась общая игра.
Иван лежал на кане и курил. Под шум игры он уснул.
Проснулся он под вечер и по возгласам понял, что идет большая игра. Иван вспомнил, зачем ездил в Тамбовку. «Что я затеял?» – подумал он. На душе было невесело. Вспомнилась вся жизнь, безрадостная, не такая, какой хотелось бы. Он прожил жизнь среди разных народов, а своего не знал. Стремление к Дуне сливалось в нем с жадным интересом к старой родине, откуда вышли предки. Сейчас он чувствовал дружеское расположение к китайцам. Они были такие же скитальцы, бродяги, как и он. Сейчас ему было с ними спокойней, чем с русскими, которые, кажется, о многом догадывались и все были против него. Ему не хотелось подыматься. Он решил еще поспать и повернулся на другой бок.
Через некоторое время кто-то тронул его за плечо. Иван открыл глаза. Над ним склонился Синдан.
– Что тебе?
Маньчжур что-то слабо пролепетал.
– Говори громче.
– Деньги дай… – пробормотал Синдан.
Иван присел и оглядел фанзу. При свете красных свечей полуголые игроки неистово резались в кости.
– Ну что ж, попробуй счастья.
– Горюн продаю… – Глаза Синдана смотрели остро, с тревогой.
Бердышов шутливо сказал:
– Может, с моих денег вернешь все богатство. Тогда мы с тобой встретимся, поцарапаемся еще раз.
Синдан осклабился.
– Ты так улыбаешься, что страх смотреть. – Иван отсчитал деньги. – На тебе еще сто рублей лишних на игру. Паря, мне любопытно посмотреть, че получится.
– Сесиба![65] – задрожал Синдан, хватая деньги.
Он поклонился Ивану и, повернувшись к нему сутулой тяжелой спиной, пошел в глубь фанзы.
Синдан дерзко крикнул игрокам что-то, выпрямляясь во весь рост.
«Коршун», – подумал Иван.
Его тоже потянуло к столу, он вскочил.
– Мои деньги счастливые. Сейчас всех обыграешь, – подбодрил он Синдана.
Гао-младший зажег свечи. У очага три гольдки помогали Гао-толстяку готовить ужин.
На лакированном столике шла большая игра. Торговцы пьянели от ханшина и азарта.
Ян Суй теперь уже не думал помогать Синдану. Он ненавидел этого тучного богатыря с квадратной лысиной.
Синдан вкладывал в игру всю свою неутоленную жестокость, силу и энергию, скопленные за долгие дни безделья. Если он проигрывал, то смело удваивал ставки и возвращал проигрыш.
Ян Суй вскоре проигрался. Тогда подбежал Ченза, старший в доме Янов.
