«Эк его буря перепугала!.. Слава тебе господи, что послал штормину!»
Не хотелось Хлыновскому считать деньги при посторонних, но делать было нечего. Опасаясь, что мокрые билеты испортятся, он открыл сумку и разложил бумажки по избе.
– Все целы. Слава богу! Ладно – нынче на казачьем Амуре товар брали хорошо. А сколько еще оставалось! Ах ты! Все погибло! А куда остатки девать, просто не знаю. Не оставаться же из-за них.
– Тут своих купцов много, – отозвалась Агафья, помогая купцу раскладывать деньги на печи.
– Да где же купцы? Хотя бы им продать.
– Нет никого, – отвечал Федор. – Все в разъезде.
– Ох, господи! Я бы чуть не даром отдал.
Барабаниха твердо и упрямо поглядывала на Хлыновского, как на крепость, которую решила взять приступом.
Уцелевшие товары перевезли к Барабановым.
Утром на реке раздался гудок. Хлыновский вскочил с постели.
– Ну что же мне делать? – испуганно воскликнул он. – Милый ты мой, Федор Кузьмич, возьми этот товар себе. Дай хоть сто рублей, чтобы не даром.
Пароход шел не в ту сторону, куда сплавлялся разбитый баркас, а вверх; чтобы доехать домой, купцу обязательно надо было продать остатки товаров.
– Сто рублей? Да у меня и сорока не наберется. Откуда у нас такие деньги?
– Ах, мужик, мужик!.. И тут-то ты, Расея-матушка, живешь беззаботно.
Пароход пристал к острову там, где чернели обломки погибшей баржи и стояла палатка с караульными. Максимов с солдатами выехал туда на баркасе. Экспедиция покидала Уральское. Все крестьяне провожали ее, стоя на берегу. Пароход взял баркас на буксир. Максимов стоял у мачты.
Кузнецовские бабы махали ему с крыльца платками.
– Куда этот товар! Мокрый, прелый, вон и гнильца есть, – говорила Агафья мужу так, чтобы Хлыновский слышал.
– Где?
– А вот это что?
– Скоро пойдет, видать. На палубе дров мало… Они у меня на протоке дрова будут брать, – говорил Федор.
– Ну, давай хоть восемьдесят рублей, – просил купец. – Сбегай займи где-нибудь.
Хлыновский отдал все товары за полсотни.
Федор отвез купца на пароход. Хлыновский обнимал и целовал мужика.
– Ты мой спаситель! Знал бы ты, что я передумал, пока баркас-то мой мотало! Я уж загадал: все отдать, лишь бы живым остаться. Ты простой мужик, и тебе счастье, может, будет, пригодится товар-то мой… Даром ведь я тебе отдал.
Федор помалкивал. Он не мог смотреть на купца без ухмылки.
Простившись с мужиком и взойдя на палубу, Хлыновский почувствовал себя в безопасности. И вдруг он пожалел, что смалодушничал и все бросил, желая поскорей выбраться с несчастного берега и уехать домой. Он поднялся наверх и посмотрел вслед лодке Федора.
«Эх, зря, зря я этак-то!.. Ведь там товару рублей на пятьсот. И товар-то хороший!»
– Ну, слава богу, – говорила Ольга-каторжанка, когда последние суда каравана ушли вниз. – Уехали! Теперь вольная.
– Какая же ты вольная? – отрезала ей Агафья. – За тебя деньги плачены.
Федор, видя испуг в глазах Ольги, сказал:
– Не бойся. У меня не пропадешь. У меня трое каторжан робят. Выбирай себе любого. Потрафишь хозяйке, хоть всех трех бери в мужья.
Ольга хотя не собиралась жить с ними, но слова Федора запомнила. В этот день она несколько раз взглядывала на себя в зеркало. Вечером сходила в баню.
А Федор узнал, что рыжеватый полицейский офицер, который получил деньги за Ольгу-каторжанку, был тот самый новый становой Телятев, которого Оломов недавно назначил на этот стан.
– Вовремя ты ему отвалила двадцать пять рублей, – говорил он жене.
– Ну и тварюга будет у нас становым, – отозвался Егор, присутствовавший при этом.
– Езди спасай людей, – засмеялся Барабанов, – а ими будут торговать другие! А разве от меня вред? Вот я трем своим бродяжкам виды на жительство исхлопочу. За что их в каторгу погнали? За пустяки: Агафона – за подати, деда Якова – за богохульство, Авраамия – за «красного петуха»…
ГЛАВА СОРОК ДЕВЯТАЯ
Из ущелья, дочерна заросшего еловым лесом, в Додьгу падал широкий ключ. Речка разбивалась тут на множество рукавов. Некоторые из них пересохли. Кругом были песчаные бугры и площади, усеянные буревалом.
– Напротив устья ключа перебутор – спор ручьев. Тут золота не мой никогда, – учил Егор сына. – Золото должно быть пониже, в кривых руслах, где вода оборачивается, течет потихоньку.
