За дверью скрипел снег, кто-то терпеливо ждал, когда откроют.
– Да нет, это не поп, – глянув в щелку, сказала Дельдика и, быстро открыв дверь, впустила Покпу.
– Здравствуйте! – хитро улыбаясь, низко поклонился старик.
Он жил теперь отдельно от детей, в Мылках, со старухой.
– Я тебе помогать молиться пришел, – сказал он сыну. – Слыхать далеко по льду, как ты в бубен бьешь.
– Ничего подобного, я совсем не шаманил!
– А чего же закрыл окна? Еще не стемнело, а ты уж спать ложиться? Я знаю, ты, наверно, шаманил, – подмигнул отец. – Ты сам попу не веришь, только не признаешься, – приговаривал Покпа, раздеваясь и укладывая котомку в угол.
– Он тебя за попа принял, – с улыбкой сказала Дельдика.
– А что, Савоськи нет?
– Его нет, он уехал.
– Жаль! Мы вместе с ним сговаривались идти на охоту. Пойдем с нами.
– Нет, я с вами не пойду. Я по-своему буду охотиться.
– Вот как! Ну, а пороху мне отпустишь?
– Нет, я не имею права чужим товаром распоряжаться.
Покпа с сожалением покачал головой. Родной сын не верил отцу, боялся отпустить пороху, который принадлежал хозяину дома, где Айдамбо жил. Вот какие честные все стали! Каждый боится, что его вором сочтут, если он без хозяина что-нибудь сделать осмелится.
Дельдика пригласила Покпу к столу, подала остатки водки, собрала поужинать, но сначала заставила его постучать железной палочкой в рукомойник, чтобы оттуда полилась вода на корявые ладони Покпы.
Утром Айдамбо, веря в свою удачу, с надеждой, что духи тайги помогут ему замолить грехи в русской церкви, пошел в тайгу на лыжах.
Через несколько дней он явился в Мылки и выложил перед батюшкой на стол четыре собольи шкурки, черношерстные, с густой остью.
– Прощаются тебе грехи, сын! – торжественно сказал поп и благословил гольда, а сам с восхищением косился на роскошные меха. Так быстро добыть столько соболей мог лишь очень счастливый охотник!
«А вот говорят, что Пози нет, что это вранье!» – думал Айдамбо.
Поп хотя и не знал, что Айдамбо шаманил, но заметил его виноватый вид. Айдамбо был кроток, ласков, усерден, вызвался ловить рыбу в проруби – как бы сам на себя накладывал наказание. Но поп не стал спрашивать. Сейчас было не до того: он ждал почетного гостя.
Из тайги на широкой нарте, укрытой ковром, приехал архиерей. В чистом, светлом домике попа, где пол выкрашен свежей желтой краской, а в углу стоит фисгармония, архиерей прожил два дня. Он проводил время в беседах с хозяином, в молитвах и в поездках по гольдским деревням.
В день приезда поп познакомил его с Айдамбо.
– Вот примерный и ревностный христианин.
Гольд поклонился смущенно, поцеловал руку архиерею. Ему стало стыдно, что поп представляет его как образцового христианина, а он обманывает и попа и церковь.
– Меня архиерею показывали, говорили, что я правдиво живу, – сказал Айдамбо, возвратившись домой, жене, – а я ведь обманываю. Почему ты не сказала мне, что не надо шаманить?
– Ну, поезжай тогда, Алеша, и окажи все попу.
– Конечно, поеду.
Но Айдамбо не ехал, ожидая, когда уберется архиерей, чтобы не при нем каяться.
Узнав, что поп проводил гостя, Айдамбо собрался к нему.
– И ты со мной поезжай, – попросил он Дельдику.
Супруги приехали в Мылки.
– Я, батюска, опять грех делал. Перед охотой саманил.
– Что такое? – густо и гневно спросил священник.
Айдамбо и его жена смутились. Дельдика, стоявшая у двери, стала трясти и качать сына, хотя он и не плакал.
– Перед охотой саманил, – пробормотал Айдамбо.
– Опять идолам молился! Ах ты, окаянный!
Дело кончилось тем, что поп опять заставил Айдамбо ловить соболей. Хотя он понимал в душе, что теряет меру, именем бога забирая столько мехов у простодушного прихожанина, но удержаться не мог – уж больно хороши были соболя и уж очень прост, до глупости предан и доверчив был Айдамбо.
Айдамбо и Дельдика приехали домой. Они застали там Савоську, вернувшегося из поездки.
Савоська на обратном пути заезжал в Мылки к Покпе и сговорился с ним идти на охоту. Они звали с собой и Айдамбо. Но тот решительно отказался.
