– Ну, конесно, мы знакомы. Здрасту, – протянул Гапчи руку. – Нам пойдем?
– Зачем?
– Гости нам пойдем. У нас водка есть… Мясо тоже. Вон тот наш дом, там моя отец, моя баба есть.
Федор завернул к фанзе. Выпить водки, хорошенько поесть, завести знакомство с гольдом – все это было кстати. Федор вспомнил, что вражда между Мылками и Бельго шла из-за жены Гапчи, украденной им у соседей. Барабанов желал узнать все подробности.
Хогота, отец Гапчи, седоусый, приземистый, с красными, воспаленными глазами, радушно встретил Федора. По-русски он разговаривал лучше сына.
– Ну, как живете? Как с лавочниками обошлось дело? – спрашивал Федор.
– Ладно обошлось, помирились… Конесно, еще заботу имеем.
– Слышь, а где же Григорий?
– Тадяна, Тадяна!.. – крикнул Гапчи.
Вошла толстая молодая гольдка, с лицом белым и румяным, как у русской купчихи. Она стала подавать кушанья.
– Моя баба! – с восторгом воскликнул Гапчи. – Че тебе, нравил такой баба? Ей морда белый-белый… Правда? Че сказес?
Гапчи заговорил с гольдкой по-своему. Тадяна остановилась на свету и с лаской смотрела на мужа своими черными, чуть навыкате, маслянистыми глазами.
– Ну как? – снова обратился молодой гольд к Федору.
– Чего же! Славная…
– Моя шибко нравил, – Гапчи радовался, как ребенок, глядя на жену. – Такой другой нету, ага?
– Ты давно женился? – спросил Федор, делая вид, что не знает про вражду двух стойбищ.
– Ой, Федор! – вздохнул старик. – Он ее как брал-то! Увозом женил, таскал…
Хогота стал жаловаться на сына.
– А моя охота нынче хорошо ходил, – перебил Гапчи. Он стал приносить шкуры лис, выдр, рысей, соболей.
Гапчи старался показать, что счастлив; он хвастался всем, что имел: женой, добычей, оружием. Потом стал приводить охотничьих собак. Он, должно быть, радовал всем этим и самого себя.
Когда хвастаться стало нечем, Гапчи сник и повесил голову.
– А я бы на твоем месте не стал мириться. Ну их к чертям! – говорил Барабанов. – Мне, знаешь, эти мылкинские не нравятся.
– Нельзя, Федор, надо. Такой у нас закон.
Гапчи встрепенулся. Он поднялся, ушел в угол, сел там подле жены и обнял ее. Супруги о чем-то заговорили.
– За нее почему бы и не дать выкупа, кабы люди-то хорошие были. Баба славная. Опять же у вас закон.
– Не знаю, что будем делать, если много запросят, – задумчиво говорил Хогота.
– Моя баба всем нравил. Только отец че-то сам не знает – нравил ему моя баба, нет ли! – вдруг с раздражением заговорил сын.
Федор стал догадываться, почему его позвали. Несмотря на достаток и на любовь Гапчи и Тадяны, в этом доме не было покоя. Федору казалось, что невестка не принесла счастья этому дому. По словам старика Хоготы, едва они приехали, как тотчас же на нее обратили внимание лавочники и зачастили в дом. А прежде они никогда не бывали тут. А сын Гапчи – слабый человек. Его стали спаивать, угощать, звать к себе. Хогота понимал, к чему идет дело. Сын радовался, что у него жена красивая, но что в этом было толку, когда лавочники вились около нее, готовы были погубить всю семью. Не на счастье весельчак Гапчи увез ее от старика. А тут еще и нет замирения и мылкинские грозят местью.
– К чертям всех! Никому ничего не давай! – сказал Федор.
– Они тогда убьют кого-нибудь.
– Пусть только попробуют!.. А если их к становому, знаешь, можно такое им присобачить – сразу охота пропадет. У нас по-русски, без разговоров…
Федор не утешил гольда. Не того Хогота ждал от гостя.
– Ну, а что нового, у вас? – оживился Барабанов, подумавши, что все эти гольдские дела – пустяки, а что ему еще предстоит заехать в лавку. – Как Кальдука-то? Вот старичишка!
– Кальдука женихов ищет, девок хочет продавать, бедным быть не хочет.
– Вишь ты! И ту продавать, что у Ваньки?
– И ту бы, конечно, отдал, да жениха нету.
– Ну вот, значит, теперь у вас все ладно. С охоты пришли, с китайцами замирились. Теперь только Мылки…
– Баба, конечно, хорошая, – снова заговорил про свое старик, – только сын сильно беспокоится, когда в тайге бывает. С охоты домой спешит.
– Поди, боится, что обратно отобьют?
