– Кто рябая? – спросил он.
– Кхл-кхл-кхл… – затрясся Родион от сдавленного смеха.
Через некоторое время на всем прииске услыхали женские крики. Потом что-то затрещало. Загремела матерная брань.
Народ хлынул со всех концов. Завыла какая-то девка, словно ее ошпарили кипятком.
– Драка!
– Отцы разодрались!
– Отцы из-за девок дерутся!
Родион вырвал длинный кол, повалил всю палатку со всеми украшениями и картинками и норовил ударить Сапогова.
Раздался хряск, и мужик, ломавший еще недавно подковы, лег замертво.
Толпа подступила к Родиону. Он отбивался, размахивая дубиной. Подбежал Никишка-старовер, кинулся под дубину и ухватил Родиона. Оба мужика покатились, хватая друг друга за бороды и кусаясь. На Родиона накинулись другие староверы и подняли его, крепко держа за руки.
– Ты, старый дурак, девок не поделил!
– А, пустите-ка меня к нему… пустите… – расталкивала народ его дочь Таня. – Ах ты, сволочь ты этакая! Окаянный ты… – подбежала она к отцу. – Да совесть-то есть у тебя? Ах ты… – она схватила отца за бороду, – зенки тебе выцарапаю…
– Плюнь, плюнь ему в глаза, – закричали бабы.
– Он-то при чем? Эти стервы его заманили…
– А этих девок, зараз, выселить с прииска…
– Разврат-то здесь заводить!
– Блядей да спиртоносов гнать отсюда, – орали бабы.
– Вон их! Вон! – орала толпа.
Утром на берег, где женщины мыли песок на исправленной бутарке, подтаскивая его в ведрах, явился Камбала.
– Здравствуйте, Лександр Егорыч! – поклонилась Анфиска.
– Пошли! – сказал Камбала.
Женщины поплелись к своему полуразрушенному балагану.
– Кури! – предложила Анюта табаку.
Сашка закурил.
– Хочешь китайский амбань-табак?[3]
– Нет.
– Что так?
– Работы много. Ты че вчера кричала? Гуляла?
– Нет.
– Собирайтесь!
– Зачем?
– Как зачем? Уходи. Домой к себе.
– Сашенька, прости нас…
– Пошел, пошел! – сказал Камбала.
– К Егору, может, пойдем попросим? Он добрый… Попроси ты за нас… А мы уж…
– Егор говорить не станет. Он работает. Слыхал? Топор стучит… Да?
– Верно, стучит топор. Сашенька…
Сашка встал, схватился за перекладину, и свалил весь только что исправленный кое-как балаган. Женщины едва успели выскочить.
– За что? Мы хотели всем только хорошего! Мы обходительные, старательные… Нас бы отблагодарить! О-ой! Это гибель наша! – завыла Анфиса.
– Пошел, пошел отсюда!
– Мы же трудимся… Гляди: лопаты, кайла, лом, бутарка…
Анфиса выла. Стал собираться народ.
– Что уж, пусть, ладно, – попыталась уговорить Камбалу толстая соседка Анфисы, которая еще вчера причитала, что этих девок надо выселить.
– Только чтобы не буянили. Люди же…
– Ну их, уж оставь…
