узнать. Что там…»
Когда-то старшие и знающие дело персоны учили Дубельта, что следить надо за всеми без исключения, но главным образом за сколько-нибудь выдающимися личностями. Кстати, им всегда завидуют. При умении легко претензию завистника превратить в донос. А это уже создает вид патриотической деятельности. Как бы неловки и ленивы ни были подкупленные личности, но тут для них начинается дело приятное, светское и не требующее усилий.
Надо уметь показать некоторым личностям в обществе, что сама их профессия родит опасность. Они должны помнить, что могут в любое время быть сочтены внутренними врагами, а это и остережет их, и даст верное направление гуманитарным наукам, а также искусству. Есть непойманные, но невиновных нет. Вот чему учили! Черт знает, с ума сойти можно! Какой бред несли эти московского происхождения столбовые заплечных дел мастера. Остзейцев ругают, а они на дело смотрят проще.
Но теперь вообще дела идут лучше. Настало время полного господства Третьего отделения над обществом…
Это время потом вспоминалось пережившим его как школа долготерпения и мужества. Только последующие поколения не могли понять, что хорошего находят старики в этом былом всероссийском позоре.
И возглавлял эту школу несчастная жертва славянского немцеедства — Леня Дубельт, с государственной голубизной на груди и с лампасами на свиных ляжках.
На столе — цветы в тон жандармского мундира и тяжелая каменная доска с чернильницами.
— Нужны люди, равные им по развитию! Нет таких? Найдите… Купите и подошлите, как в киевский заговор. Подсылать надо солидных… Дворян.
— Нет-с…
— А тех, что уже куплены?
— Негодны.
— Почему?
— Теперь бунтует другое поколение. Это молодежь с положением и знаниями.
— Среди молодых желающих найдется еще больше. Они все без средств. Вы проверьте рублем их идеи. Они живо обнаружат другую сторону. Помните классическую истину: «Действовать надобно подкупательно!»[126]
— Это Пушкин…
— Как будто до него не знали! Старая истина, батенька! Вечная! А как с моряками?
— На суда, уходящие за границу, пытались, но ничего не получается. Морские офицеры с фанаберией, не долго думая, могут прикончить… Моряки росли все вместе и знают друг друга с детских лет. Но я сделаю все, все, чтобы исполнить желание вашего превосходительства…
— Ищите! Карл Васильевич тоже был моряк! Ничем они от других людей не отличаются!
Агент что-то каркнул со своим отвратительным акцентом, почтительно поклонился и ушел.
Дубельт озабоченно вздохнул.
«Надо искать заговоры! Может, как-то постараться составить самим? Должно же что-то быть? Хотя бы разговоры! Ведь существует же на свете, наверное, какая-то новая философия… Не все же без головы!»
Но не Карла же Васильевича подведет Леонтий Васильевич! Тут надо поискать где-то в другом месте, город велик! Леонтий Васильевич уже думал об этом и примерно знал, куда надобно, по нынешним временам, закинуть удочку! Москву не забывать! И он знает, кого там подцепить. За французскую революцию придется кое-кому расплачиваться, как Копьевой!
Есть деятели тайной полиции, которые везде видят преступления и, преследуя людей, часто от этого сами страдают… Другие, напротив, совсем не страдают. К такому роду жизнерадостных защитников нравственности принадлежал и Леонтий Васильевич.
Глава двадцать девятая
АДМИРАЛ БЕЛЛИНСГАУЗЕН
А «Байкал» уже затянулся во внутреннюю кронштадтскую гавань и пришвартовался к набережной у длинной вереницы белых каменных складов. Дудки унтер-офицеров не умолкали до темной ночи. Грузили порох, пушки, оружие, инструменты, а также сукна, холст, сапожный товар и продовольствие.
Еще раз съездив в Петербург и получив наконец утвержденную инструкцию на опись охотских побережий, в которой так и не было ни словом упомянуто об описи устьев Амура, капитан снова побывал у Литке.
Тайна, о которой немногие знали и никто не говорил, была известна ему не совсем. Несколько лет тому назад в лимане Амура побывала экспедиция. Берега были нанесены Гавриловым на карту. Главная тайна — сама карта.
А экспедиция Гаврилова пошла после того, как северо-восток Сибири обследовала экспедиция академика Миддендорфа, еще совсем молодого человека. Эта экспедиция работала несколько лет. Миддендорф прошел Становой хребет, побывал на его отрогах, переходил хребет Джугдыр. У него был проводник из племени гиляков, живущих на устье Амура. Миддендорф подтвердил то, о чем Прокопий Тарасович Козмин сообщал давно; что низовья Амура не принадлежат никакому государству, там живут независимые гиляки. Пока об этом докладывал штурман Козмин, или писали в Петербург жители Якутской области, или присылали с границы протоколы допросов, снятых с лиц, побывавших на Амуре, — в Петербурге никто как-то не обращал внимания на все это и в независимость гиляков не очень верили, тем более что англичане считали земли гиляков частью Маньчжурии, а наш знаменитый ученый синолог отец Иакинф Бичурин даже написал в своем увлекательном труде, что на устье Амура существуют города и крепость. Когда же академик Миддендорф, петербуржец и свой человек в обществе ученых, доложил, что ничего подобного нет, в Петербурге зашевелились. Тогда-то и была послана экспедиция Гаврилова.
Вот эта карта нужна теперь капитану. Он давно желал ее видеть. Как ее достать? Остаются считанные дни. Дальше тянуть нельзя. Карта хранится у Врангеля. Невельской просил Литке посодействовать. До сих пор терпеливо молчал, чтобы не повредить делу. Но теперь пора посмотреть карту… И сразу уйдет в плаванье…
Литке все еще расстроен, обижен, огорчен. Он мнителен, ему теперь, как он сказал, не хотелось бы обращаться с такой просьбой к своему старому приятелю Фердинанду Врангелю. Иногда старая дружба — помеха. Врангель сам почти в опале. Получится, что один опальный обращается к другому с просьбой открыть государственную тайну своему протеже.
Литке сказал, что ему исполнить это неловко. Но посоветовал, как поступить.
— К Фаддей Фаддеичу! Он в силе! Ему море по колено!
К Ивану Антоновичу Куприянову адмирал просил не обращаться за содействием, так как Фердинанд Петрович терпеть его не может.
Невельской все же заехал к своему дядюшке адмиралу Куприянову.
— Не церемонься с ними! Говорил я тебе, бери их за глотку, будь ушкуйником[127], — сказал дядя. — Литке трус, он в свое время от декабристов сбежал, когда надо было на площадь выходить. По мне, бунтовать так бунтовать. Или будь верен престолу! Твое дело верное. Амур-река, я тебе тысячу раз твердил, не может теряться! Нессельроде невыгодно — он ее закрыл… Немцы против него боятся идти и не хотят, да им так и не надо, как нам. Иди к Фаддею и не уходи, пока не догадается. А не догадается, скажи, что я послал… У них есть карта, есть. Скажи, пусть не врет, я знаю. Они все наши секреты хранят.
Командир порта адмирал Беллинсгаузен благоволил молодому и расторопному офицеру за то, что тот хорошо и быстро готовится к плаванью.
Обычно суда, особенно большие, оснащались очень долго, а капитан и офицеры бесконечное количество раз выписывали из конторы все новые и новые материалы, по мере того как они требовались. А этот все предусмотрел, в месяц управился с тем, на что достойные, заслуженные капитаны, люди дельные и
