Китай. Положение у Смита особое: по должности что-то вроде офицера генерального штаба по сбору военной информации о силах противника. Говорят, владеет китайским и русским. Однако еще не слыхали от него ни слова по-русски. Тем загадочней и опасней. У французов при генеральном штабе есть должности для разведывания тайн противника и засылки лазутчиков. У англичан, кажется, нет генерального штаба, все входит в министерство, и они делают вид, что подобных должностей у них нет, хотя всему миру известно, что по части сбора милитери интеллидженс, то есть военной информации, они на первом месте в мире.
Евфимий Васильевич сам мастак по части добывания военной информации, но он на почетной должности этим не занимался, был русским военно-морским представителем в Англии. Военный дипломат для того и командирован в другую страну и для того ею принят как почетная персона, чтобы поучаться всему, чего там достигли, призаниматься опытом и делиться своим. Совершает все открыто, а когда, наверно, и прикупит чужих секретов! Он и рассказал, что англичане сбором информации занимаются все без исключения, живущие в других странах и колониях. Мол, даже те, кто на пенсии, регулярно из года в год пишут подробные, добросовестно составленные отчеты о том, что у них на глазах произошло или что удалось узнать из достоверных источников. Служащие учреждений и фирм изучают язык тех народов, среди которых находятся. Успех сбора ими сведений есть результат их трудолюбия, они и на такой ниве старательные пахари. Занимаются этим не в помеху главному своему делу, чем и ценимы.
В те времена стыдились шпионов, доблестями их не похвалялись и про них помалкивали. Ни один король или его премьер-министр или республиканский президент еще не додумались заявлять, что, мол, наша шпионская служба в вашей стране доставила нам такие-то и такие сведения про вас и на этом основании мы вам заявляем протест или озабоченность или обсуждаем ваши дела в своей палате или парламенте. Сведения от шпионов это все же что-то тайное.
В Древней Руси доносы не поощрялись; была даже пословица: «Доносчику – первый кнут». Удар кнута полагался при наказании преступника тому, кто на него донес.
Теперь англичане подавали пример обновления не только в паровых машинах и в ткацком деле. Таковы слухи. Значит, времена понемногу менялись.
– Вы проникали во время войны в Англию. Пришли на пароходе «Валенсия» из Лиссабона вместе с вашим посланником. Оба с фальшивыми паспортами. Ваш – на имя крещеного португальского еврея Ильи Жермудского.
– Я никогда не был в Лиссабоне и никогда не принимал на себя чужого имени.
– Вы сопровождали русского посланника в Португалии господина Ломоносова, который до того дважды с начала войны появлялся в Лондоне, имея австрийский паспорт.
Алексей сидел утром в номере за столом у окошка на «пожарную» глухую стену и учился писать иероглифы. Пушкин, офицеры и юнкер ушли чуть свет посмотреть, как ведут себя матросы. На них есть жалобы, на блокшив приходили врач и полицейский офицер. Пушкин объяснялся. Теперь там разбор дел, поставлена охрана.
В дверь постучали. Вошел полицейский капрал, афганец в чалме, поздоровался с улыбкой и подал бумагу. Написано, что лейтенант Сибирцев приглашается «into custody». Под арест? На гауптвахту?
Афганец, видя, что бумага прочитана, поклонился вежливо и вышел.
Алексей встал, прошелся по комнате, сел за стол и написал Пушкину записку. В коридоре ждали капрал и двое сипаев.
Китайцы на улице обратили внимание, что Сибирцева ведут под охраной. Ввели во двор, где находятся казармы. У дома, которого раньше Алексей не замечал, несколько окон зарешечено. Может быть, военная тюрьма. Алексея попросили пройти в помещение, тщательно закрывая за ним двери.
Оказался в одиночестве, в комнате с решеткой. На оборотной стороне двери нарисована виселица, а на стене кто-то написал от руки целый столбец под заголовком: «Правила повешения». Алексей не стал читать. Ходить по комнате неудобно, как ни шагай, последнего шага не получается. Но делать больше нечего.
– Мистер Сибирцев, мы вынуждены арестовать вас.
– Вы, мне кажется, не можете арестовать меня. Я и так арестован как военнопленный.
Смит молчал, как бы вглядываясь и вслушиваясь и что-то изучая. «Какие у них способы по этой части? Смолчу и я». Алексей отродясь не бывал под арестом, и новизна положения пока еще забавляла его.
Как ни странно, но Алеша ждал чего-то подобного. Нельзя просидеть в плену несколько месяцев и выслушивать лишь любезности леди и джентльменов, жить как в гостях, делать, что вздумается и не навлечь подозрений. Равновесие должно быть восстановлено. И он входил в положение строгих властей военного времени. За последние дни что-то носилось в воздухе, отношения менялись. Лодочница-китаянка еще вчера сказала, что надо бояться, очень страшно.
Вошел полковник с бесформенными клоками усов под исчерна-смуглым носом и, не глядя на Алексея, что-то сказал Смиту. С ним офицер-индус, очень молодой, в чине майора. Видимо, сынок какого-то знатного князька или короля, получил, может быть, воспитание в Англии в военном колледже. И у нас в Главном штабе и при дворе тоже есть высшие офицеры из князей татар, кавказцев, киргизов, калмыков, получивших образование в Петербурге, из крещеных и некрещеных. Это, не считая грузин и армян, которые, как православные, пользуются полным доверием, считаются русскими, дослуживаются до генеральских чинов. А князья Гантимуровы – потомки маньчжура, говорят, живут в Забайкалье деревнями в количестве десяти тысяч, пашут и пастушат.
– Извините, – капитан поднялся и вышел проводить пожилого полковника.
Вернулся вместе с блондином в штатском и в черных очках. У него бумаги в руке.
– Вы подозреваетесь в шпионаже, – резко сказал блондин в черных очках, выдвигая нижнюю челюсть.
Алексей понял, что нельзя выказать благодушия или растерянности. Собрал всю силу воли, стараясь не упустить ни единого шанса для защиты.
– Вы расспрашивали, когда основан Гонконг и сколько здесь населения?
– Да, спрашивал.
– Зачем?
– Это естественный интерес. Я живу здесь, среди вас. Я много слышал о Гонконге, и меня, конечно,
