— Нет, просто я хорошо знаком с индейскими обычаями, вот и все. Вы сделали не больше и не меньше того, что делают в подобном случае другие краснокожие. Могу ли я сердиться на вас за то, что вы поступили, как и должны были поступить?
Воцарилось молчание. Собеседники опять принялись курить.
И снова индеец заговорил первым.
— Так мой брат — друг? — спросил он.
— А вы, вождь? — вопросом на вопрос ответил канадец. Индеец встал и движением, исполненным величия, распахнул свой бизоновый плащ.
— Приходит ли враг таким образом? — ответил он просто. Канадец не мог сдержать жеста изумления. Черноногий не имел при себе никакого оружия; пояс его был пуст, даже ножа для скальпирования, этого оружия, с которым краснокожий неразлучен, и того при нем не оказалось. Меткая Пуля протянул ему руку.
— Вот вам моя рука, вождь, вы человек благородный. Теперь говорите, я вас слушаю. Не хотите ли выпить огненной воды?
— Огненная вода плохая советчица, — заметил вождь с улыбкой, — индейцы теряют от нее разум. Натах-Отан никогда не пьет ее.
— Ну, я вижу, что ошибался на ваш счет, вождь, это меня радует. Говорите же, мои уши открыты.
— То, что я хочу сказать Меткой Пуле, другие уши слышать не должны.
— Мои друзья спят крепко, вы можете говорить без опасения, да и в любом случае они не понимают вашего языка.
Индеец покачал головой.
— Стеклянный Глаз знает все, — возразил Серый Медведь, — вождь не раскроет рта в его присутствии.
— Как хотите, вождь, только должен вам заметить, что мне говорить нечего, стало быть, вы вольны говорить или молчать.
Индеец с минуту колебался, но потом продолжал:
— Пусть Меткая Пуля последует за своим другом до берега реки и там выслушает слова вождя черноногих.
— Гм! — задумался охотник. — А кто будет караулить моих друзей во время нашего отсутствия? Нет, нет, вождь, — прибавил он, — я не могу сделать этого. Краснокожие хитры, как двуутробки, пока я буду на берегу реки, моих друзей могут захватить врасплох. Кто мне ответит за их безопасность?
Индеец встал.
— Слово вождя, — сказал он гордо, сопровождая свои слова жестом, полным величия.
Канадец всмотрелся в него внимательно.
— Послушайте, краснокожий, — сказал он, — я не сомневаюсь в вашей честности и потому не обижайтесь на то, что я вам скажу.
— Я слушаю моего брата.
— Я должен охранять своих товарищей. Так как вы непременно хотите говорить со мной тайно, то я согласен идти за вами, но с условием, что останусь при своем оружии; таким образом, если случится нечто неожиданное, чего не может предвидеть человеческий разум, я буду в состоянии бороться с опасностью и смогу дорого продать свою жизнь. Если вы на это согласны, то я готов следовать за вами, в противном же случае — нет.
— Хорошо, — с улыбкой ответил вождь, — мой бледнолицый брат совершенно прав, настоящий охотник никогда не расстается со своим оружием. Пусть Меткая Пуля следует за своим другом.
— Пойдемте, — решительно ответил канадец, положив винтовку на плечо.
Серый Медведь стал спускаться с пригорка, неслышно скользя сквозь заросли кустов.
Меткая Пуля шел точно по его следам.
Хотя охотник прикидывался совершенно спокойным, он тем не менее тщательно осматривался вокруг и прислушивался к малейшему звуку.
Но в прерии все было тихо и безмолвно.
Минут через десять ходьбы эти два человека остановились у самой реки.
Миссисипи величественно катила свои волны по золотисто-желтому песку; временами какие-то неясные тени мелькали на ее берегах.
Неподалеку, самое большее в двух милях от них, на вершине холма светились последние отблески догоравшего костра, мелькавшие по временам между деревьями.
Серый Медведь остановился на конце небольшого мыса, который довольно далеко вдавался в реку. На этом месте не было никакой растительности, оттуда открывалась широкая панорама и можно было заметить малейшее движение в прерии.
— Удобно ли это место для охотника? — спросил вождь.
— Вполне удобно, — ответил Меткая Пуля. Он поставил винтовку наземь и оперся на нее руками: — Теперь я готов выслушать моего брата.
Индеец стал ходить взад и вперед по песку, скрестив руки на груди и опустив голову, как человек, погруженный в глубокую думу.
Охотник следил за ним глазами, невозмутимо ожидая, когда он вздумает объясниться.
Легко было угадать, что Серый Медведь взвешивает в уме один из тех смелых замыслов, на которые индейцы отваживаются порой, но что он не знает, как приступить к делу.
Охотник решил положить конец его размышлениям.
— Послушайте, вождь, — сказал он, — вы просили меня следовать за вами; я согласился. Теперь мы, как вы того желали, находимся вдали от человеческих ушей, однако вы все еще ничего не говорите. Если вы раздумали, то я вернусь к своим товарищам.
Индеец остановился перед ним.
— Нет, — сказал он, — брат мой не должен уходить. Настал час объяснения между нами… Мой брат любит Стеклянного Глаза?
Охотник с насмешливым видом поглядел на собеседника.
— К чему этот вопрос? — осведомился он. — Люблю я или нет того, кого вы вздумали называть Стеклянным Глазом, вам, я полагаю, это должно быть все равно.
— Вождь не теряет времени в пустых разговорах, — повелительно сказал индеец, — слова, исходящие из его груди, всегда просты и идут прямо к цели. Пусть мой брат ответит так же просто и ясно, как я его спросил.
— Не вижу к этому никаких препятствий. Да, я люблю Стеклянного Глаза, я люблю его не только за то, что он спас мне жизнь, но еще и за то, что он — самая благородная душа, с какой только мне доводилось встречаться.
— Прекрасно! Знает ли мой брат, с какой целью Стеклянный Глаз разъезжает по прериям?
— Признаться, нет, вождь, понятия не имею. Я только предполагаю, что, пресытившись жизнью в городах, он прибыл сюда воспрянуть духом от дивного и величественного зрелища дикой природы.
Индеец покачал головой. Метафизические соображения и поэтические обороты речи охотника были для него арабской грамотой; он ничего не понял.
— Серый Медведь — вождь, — сказал он, — у него язык не раздвоенный, слова, исходящие из его груди, ясны, как кровь в его жилах. Почему охотник не говорит с ним таким же языком?
— Я отвечаю на ваш вопрос, вождь, вот и все. Не думаете ли вы, что я расспрашивал своего друга о его намерениях? Они меня не касаются. Я не признаю за собой права отыскивать в сердце человека причины его действий.
— Мой брат говорит хорошо, на его голове седина, он имеет многолетний опыт.
— Может быть, вождь. Во любом случае наши с вами отношения не настолько близки, чтобы поверять друг другу свои мысли с полной откровенностью. А так как вы держите меня здесь уже больше часа, ничего не говоря, то нам лучше разойтись.
— Нет еще.
— Почему нет? Разве вы думаете, что я, подобно вам, вместо того чтобы спать ночью, как подобает всякому доброму христианину, шляюсь по степи, как ягуар в поисках добычи?
