– Ты красиво говоришь, брат.
– Это от верных помыслов. И от искренности душевной.
– Итак, вы хотите работать в наших библиотеках и жить, повинуясь нашему распорядку?
– Чтобы потом вернуться к братьям и поведать им, как правильно поставлено дело в твоей вотчине, аббат Роже.
– Это похвальная цель, – без особого энтузиазма произнес аббат.
– Ив знак уважения мы преподносим тебе в дар скромные средства, собранные нашей общиной.
Сектант бросил на стол сумку, раскрыл ее. Посыпались купюры.
– Брат Жиам! – крикнул аббат.
Брат Жиам предался своему привычному занятию – раскладыванию денег. Он опять пытался утаить несколько купюр, и опять был уличен аббатом. Это превращалось в некую традицию. Но аббат не знал, что брат Жиам умудрился засунуть еще одну купюру за пояс.
– Три тысячи двести франков, – подвел итог брат Жиам, слегка покраснев.
– Что же, размеры вашего уважения позволяют отнестись к вам так же, – удовлетворенно произнес аббат. – Идите, вам покажут ваши кельи.
Вскоре Сомов и Филатов устроились в достаточно комфортабельной двухместной келье, стены которой были завешаны портретами Святых Кеплера, Ньютона и Птолемея.
– Ну, теперь надо молиться, чтобы враг не додумался, будто мы набрались наглости прятаться в его логове, – сказал Филатов негромко, перед этим проверив комнату на наличие прослушивающих устройств и скрытых окошек. – А мне кажется, что они не додумаются.
– Хочется надеяться, – госпитальер со стоном повалился на кровать и начал тереть свои страшно болевшие ноги. Он ненавидел ходить пешком. Он ненавидел опасность. Он ненавидел стрельбу. Ему больше всего хотелось, чтобы его все оставили в покое.
– Это только начало, – успокоил его Филатов. – Самое тяжелое впереди.
Сомов скорчил страшную физиономию и застонал.
На махолете они преодолели почти пятьсот километров и вышли к намеченной разведчиком точке. Потом был еще бросок в полсотни километров. Потом им повезло. Филатов уложил госпитальера на дорогу, перед тем измазав его красными помидорами. Вскоре около него тормознула машина с двумя особами священного сана. Разведчику оставалось только подняться из укрытия, подойти к водителю и пассажиру на пару слов. Вытянув из двоих членов секты Метафизики все необходимые сведения, он закатал им лошадиную дозу «амнезина», обеспечив им счастливое существование в беззаботном и светлом мире детских грез минимум недели на три. А потом они явились в монастырь Механики – он и являлся целью.
Пока все удавалось. Похоже, фотороботы преступников здесь были еще не в моде. Да и Филатов постарался над изменением внешности – своей и госпитальера. Он был мастер изменения личины. Но обычно для этого всегда были под рукой подручные средства. Сейчас не было ничего, кроме ножниц и примитивной парфюмерии. Но результат был достигнут – узнать их было не так просто. Это был своего рода шедевр, большего не добился бы ни один пластохудожник.
– Ну что ты завалился на кровать? Пошли, прогуляемся перед сном, – заявил Филатов.
– Ты… – Сомов задохнулся от ярости. – Ты смеешься? Я еле доволок ноги.
– Или я тебе сейчас заставлю прыгать на месте.
– Ясно, – Сомов нехотя поднялся.
– Первое правило – знать все о месте, где ты находишься. Может быть, нам придется срочно уходить отсюда. И что тогда?
– Ты прав, – кивнул госпитальер.
Они вышли в коридор. Там чадили факелы, но их было недостаточно, чтобы полностью развеять тьму.
Московитяне спустились по винтовой лестнице в тихий монастырский дворик. Филатов толкнул дверь, ступил на улицу. Следом за ним вышел госпитальер и застыл как вкопанный.
– Что это?! – сдавленно выдавил он, не веря своим глазам.
Они впервые увидели небо Гаскони, не закрытое облаками. Теплые южные ветра сегодня разогнали облачность, от нее остались лишь жалкие клочки. И ночной небосклон, наконец, предстал взору московитян. Предстал во всей красе.
Черное бездонное небо. На нем не было звезд. Вместо звезд расходились тонкие разноцветные полоски. Тысячи полосок. Они почти не давали света. Они расчертили черное небо в призрачную мерцающую сетку.
– Но это невозможно! – воскликнул Сомов.
– Придется поверить своим глазам, – скривился разведчик.
– Черт побери, куда нас занесло?
– Возможно, в саму Преисподнюю.
– Если не еще дальше…
Часть четвертая
– Ох – прошептал Делюк, потирая со стоном живот и грудь.
