продали колонистам и буканьерам.
Разделив между товарищами причитавшуюся им долю взятого приза, Медвежонок купил для себя «Сан-Хосе», тотчас переименовал его в «Задорный» — название во всех отношениях подходящее судну, такому легкому на ходу, стройному, красивому и кокетливо выкрашенному.
С тех пор как «Задорный» сменил владельца, он в четвертый раз выходил в море.
Часам к двум капитан опять поднялся на шканцы.
Ветер немного стих.
Медвежонок шепнул несколько слов вахтенному.
Это был Польтэ, такой же добрый моряк, как и смелый буканьер.
Польтэ велел поднять по зажженному фонарю на верхушку каждой мачты, еще один — на гафель и убрать грот-марсель.
Фрегат замедлил ход.
Флибустьеры находились не более чем в пяти или шести кабельтовых7 от берега, вдоль которого шли все время по выходе из Пор-Марго и который был ясно виден благодаря светлой ночи.
Прошло с полчаса.
Капитан расхаживал по юту, склонив голову на грудь, заложив руки за спину и погрузившись в глубокие размышления.
— Капитан, — почтительно сказал Польтэ, так как дисциплина строго соблюдалась на флибустьерских судах, — я вижу огни с левого борта.
— Сколько?
— Четыре.
— Все верно. Быть наготове, бросить швартовы, когда пирога подойдут и ответят на оклик.
Польтэ поднялся на шканцы, не потребовав объяснения.
Прошло еще минут двадцать; огни быстро приближались к «Задорному», и теперь уже легко было различить подходящие лодки.
— Эй! На корабле! — крикнул сильный голос.
— Кто вы? — крикнул в ответ Польтэ. — Что вам надо?
— Береговые братья! — окликнул прежний голос. — Мы идем к «Задорному».
— Кто вами командует?
— Олоне.
При этом знаменитом среди флибустьеров имени вахтенные встрепенулись.
— Причаливайте! — продолжал Польтэ.
Бросили швартов, который, так сказать, подхватили на лету, и двести пятьдесят с ног до головы вооруженных флибустьеров с проворством обезьян взобрались по бокам «Задорного», цепляясь за что попало, и мигом очутились на палубе, не заботясь о пирогах, которые унесло течение.
— Вот и я! — просто сказал Олоне Медвежонку.
— Благодарю, брат! — ответил тот, дружески пожимая ему руку. — Ты держишь слово; впрочем, как видишь, я ждал тебя. Там ничего не подозревают?
— Ничего.
— И д'Ожерон тоже?
— И тени сомнения не испытывает.
— Очень хорошо! Чем безумнее наше предприятие, тем строже следует хранить его в тайне. Уверен ли ты в своих людях?
— Как в себе самом; я выбирал их по одиночке; будь спокоен, самый тихий из нас — сущий дьявол во плоти.
— Славно! Ребята, — прибавил капитан, возвысив голос и обращаясь к вновь прибывшим, столпившимся на шкафуте бакборта, — располагайтесь между пушками и в шлюпках и выспитесь; часа через три рассветет. Тогда мы и потолкуем.
Флибустьеры молча отошли и как истые моряки в несколько минут расположились для ночлега, кто в шлюпках, кто на носу, но так, чтобы не мешать производить необходимые маневры.
«Задорный» уже снова шел.
— Пойдем, матрос! — сказал Медвежонок Олоне. — Мне надо поговорить с тобой.
Оба спустились в каюту, где заперлись и шепотом обсуждали что-то более часа.
Потом Медвежонок пожелал товарищу доброй ночи и бросился, не раздеваясь, на свою койку. Что же касается Олоне, то он просто растянулся на полу и закутался в свой плащ. Спустя короткое время оба приятеля спали мертвым сном.
В половине пятого взошло солнце. Ночью ветер все свежел; море было бурное, по нему ходили глубокие волны. Земля вдали казалась одним голубоватым облачком.
«Задорный» сильно раскачивало с боку на бок, хотя почти все паруса были убраны.
Тем не менее фрегат шел быстро.
Капитан поднялся на палубу в сопровождении некоторых самых близких приятелей, как например Олоне, Польтэ и своего любимого слуги Александра.
Пьер Легран в качестве лейтенанта нес вахту с четырех часов утра.
Внимательно поглядев на компас и осмотрев мачты, капитан подошел к своему лейтенанту и сказал что-то шепотом.
Лейтенант кивнул головой и, приставив свисток к губам, нагнулся над большим люком и крикнул громовым голосом:
— Все наверх!
Через пять минут экипаж, неподвижный и безмолвный, выстроился по шкафутам, приставив ружья к ноге и устремив взгляд на командира, который стоял, скрестив руки, немного позади большой мачты.
Эти люди с загорелыми и энергичными безмятежными лицами представляли странное зрелище на корабле, который сердитое море перебрасывало с боку на бок.
Наивная простота и скромные размеры их костюмов еще более способствовали поразительно живописному характеру этой необычайной сцены. Их одеяние состояло из рубашки и коротких штанов, доходящих до колен. Присмотревшись к этой одежде, можно было заметить, что она некогда была сшита из холста, теперь пропитанного кровью и жиром настолько, что сделалась непромокаемой.
У одних торчали взъерошенные волосы из-под тульи шляпы с обрезанными вокруг полями, кроме переда, где ими заменялся козырек; другие носили волосы перевязанными. Все были с бородами, и некоторые—даже с очень длинными.
Каждый авантюрист носил на поясе с одного боку топор и короткую прямую саблю с широким лезвием, называемую
Ружья этих людей заслуживают отдельного описания: они изготовлялись во Франции исключительно для авантюристов, у Бражи в Дьеппе и Желена в Нанте. Дуло их имело четыре с половиной фута длины; приклад почти прямой, массивный и весь в серебряных украшениях. Эти ружья били чрезвычайно метко, особенно в руках буканьеров, которые славились своим искусством в стрельбе.
Капитан стал на свое место на шканцах и движением руки подозвал флибустьеров подойти ближе.
Это приказание было исполнено в величайшем порядке.
Резким и продолжительным свистком дали знать, что требуется молчание.
Капитан Железная Голова снял шляпу, поклонился Береговым братьям и заговорил. Его голос, спокойный, отчетливый и звучный, раздался среди свиста ветра в снастях и глухого рева разъяренных волн, ударявшихся о бока корабля.
Собаки и кабаны, неразлучные спутники капитана, лежали у его ног, не обращая внимания на качку и глядя на авантюристов наивно грустным взглядом, который Господь вложил в глаза животных, созданных жить с человеком или для него, как безмолвный и невольный укор его жестокости по отношению к ним.
