— И лучший из нас. А еще боится упреков!.. Просто смех, честное слово! Он храбр, как лев, и наивен, как ребенок.
— Это — настоящий мужчина, — с убеждением сказал Медвежонок. — Но как вы думаете, адмирал, не лучше ли, вместо того чтобы болтать, как старые бабы, дать Хосе рассказать нам, как все произошло?
— Ей-Богу, ты прав, Медвежонок! Хосе должен знать все подробно. Ну, рассказывай, друг сердечный, мы слушаем тебя.
Индеец очень охотно приступил к рассказу. Чувство к Лорану воодушевило его, и, пользуясь случаем, он увлекся восхвалением друга, не упуская, тем не менее, ни одного глотка; он проголодался, как волк, после столь тяжких испытаний — нравственных и физических, — какие ему пришлось вынести. Береговые братья выслушали его с благоговением, ни разу не перебив, так сильно были они заинтересованы удивительным подвигом.
Когда наконец индейский вождь кончил, наступила минута молчания — самая лестная похвала со стороны знаменитых флибустьеров отважной экспедиции капитана.
— Ей-Богу! — засмеялся Медвежонок. — Представляю себе глупые рожи испанцев, когда они увидели волков под овечьей шкурой!
— Положительно, провидение по заслугам покарало этих истребителей индейцев!
Вошел Филипп д'Ожерон.
— Что случилось, капитан? — спросил Монбар.
— Мы находимся в двух пушечных выстрелах от форта. Адмирал Пьер Легран, эскадра которого идет в авангарде, сигналами дает знать, что форт Сан-Лоренсо, по-видимому, битком набит людьми. Адмирал спрашивает, надо ли останавливаться или все так же идти вперед.
— Ответьте ему, чтобы он встал на расстоянии пистолетного выстрела от форта.
— Адмирал!..
— Что вы хотите, милостивый государь?
— Виноват, адмирал, но я боюсь, что ослышался.
— Очень жаль, так как я никогда не повторяю своих приказаний дважды. Извольте идти.
Филипп растерянно взглянул на улыбающегося Медвежонка и вышел, с трудом попав в дверь.
— Надо бы пойти посмотреть, что происходит наверху, — сказал Монбар, осушив свой стакан.
Все трое поднялись и вышли на верхнюю палубу.
Флот находился уже совсем близко от берега. На всем его протяжении красивые загородные дома утопали в зелени позади массивного форта, который отсюда казался величественным исполином. В устье реки приютился город Чагрес; небрежно расползался он вдоль берега, в живописном беспорядке усеянного хорошенькими белыми домиками.
Там и здесь, у самой воды, сильные батареи, вооруженные пушками, направляли свои грозные жерла на море; возле них стояли артиллеристы с зажженными фитилями.
Внутри порта виднелись снасти испанских судов, которые искали там убежища при появлении флибустьеров.
Действительно, это зрелище, одновременно грозное и величественное, способно было поразить воображение и в то же время исполнить ужаса малодушных.
Флибустьерский флот развернул свою боевую линию на протяжении целых двух миль и на всех парусах направлялся прямо к берегу.
— Ну, — пробормотал сквозь зубы Пьер Легран, когда получил ответ адмирала на свои сигналы, — видно, старый кайман хочет, чтобы нас искрошили. Хорошо же, тысяча возов чертей! Я докажу ему, что не умею отступать. Ребята, к орудиям! Сейчас начнется пляска на славу. Рулевой, держать курс прямо к берегу! Ну, теперь мы посмеемся!
Но тут произошло нечто, чего флибустьеры никак не могли ожидать: внезапно форт изрыгнул снопы огня и клубы
дыма, грянул оглушительный залп, и на батареи посыпался град ядер, производя в них страшные опустошения.
Потом испанский флаг, развевавшийся над фортом, вдруг опустили и на его место был поднят трехцветный флаг Береговых братьев.
За первым залпом последовали второй и третий. Испанцы просто оторопели.
Форт громил батареи не переставая и вскоре превратил их в груду развалин.
Только флибустьеры поняли суть того, что происходило перед их глазами: Лоран овладел фортом и повернул его орудия на береговые батареи и город.
Итак, флот беспрепятственно вошел в устье реки и встал на расстоянии половины пушечного выстрела от города, который тотчас засыпал бомбами и ядрами.
По всему Чагресу занялись пожары; с оглушительным треском и громом взорвался пороховой погреб.
Несчастный город, находясь в предсмертной агонии между двух огней, однако все не сдавался.
Защитники батарей, согнанные со своих постов, где нельзя было долее держаться, бросились в город, где с помощью нескольких жителей устроили на скорую руку нечто вроде отчаянной обороны против страшных и лютых врагов.
Городской гарнизон, включая солдат, отряженных генералом Вальдесом для сооружения батарей, представлял еще довольно значительную силу; число его доходило до четырех тысяч солдат и двух тысяч горожан, мгновенно примкнувших к ним.
Солдаты были люди опытные в военном деле, старые воины, обстрелянные в европейских войнах и жаждавшие блистательно отплатить за поражение вследствие внезапного нападения на форт.
Обыватели, в основном торговцы и богатые собственники, буквально отстаивали свои пепелища и более всего опасались попасть в руки флибустьеров; об их жестокости они были наслышаны с давних пор и дали себе клятву не идти на капитуляцию и скорее лечь костьми всём до последнего, чем сдаться.
Геройский дух воодушевлял всех защитников города до единого. Быстрее, чем можно описать, город буквально ощетинился жерлами орудий, перенесенных на руках с батарей под постоянным огнем форта.
В домах устроили бойницы, улицы перегородили баррикадами, там и здесь были сооружены земляные насыпи, словом, город внезапно превратился в крепость. Дети, женщины и старики — все работали с лихорадочной поспешностью, чтобы укрепить город. Это оказывалось тем возможнее, что форт, построенный для защиты города от внешних врагов, едва мог направить на него ядро-другое, большая же их часть пролетала над головами горожан.
Когда весь флот наконец миновал отмель на реке и суда стали в боевую линию, они открыли жестокий огонь по городу, на который тот храбро ответил.
Эта борьба продолжалась несколько часов. Наконец адмирал подал сигнал к высадке, нетерпеливо ожидаемой флибустьерами; им надоел этот обмен выстрелами, результат которых они не могли определить даже приблизительно.
По данному сигналу огромное количество лодок отчалило от судов и на веслах пошло к городу.
Численность десанта доходила до трех тысяч человек.
Испанцы дали флибустьерам войти в порт, подпустили их на расстояние половины ружейного выстрела, внезапно открыли батареи и встретили нападающих смертоносным огнем, который заставил их смешаться.
Два раза флибустьеры пытались высадиться и два раза были отброшены.
Испанцы точно вырастали из-под земли, они поспевали всюду и сражались с ожесточением, доходившим до исступления.
Вдруг от основной массы нападающих отделилась длинная лодка и смело стала впереди, не более чем в ста шагах от берега.
В этой лодке стояли хладнокровные, с улыбкой на лицах, Монбар и Медвежонок Железная Голова.
— Неужели вы бросите вашего адмирала, ребята? — крикнул звучным голосом Монбар. — Вперед, Береговые братья!
— За Монбаром! За Монбаром! — вскричали флибустьеры, усиленно гребя, чтобы не отстать от легкого суденышка командующего экспедицией.
