станет нестерпимо стыдно, за ваше стремление что-то мне советовать в такой момент.
Де Сантор опустил голову. Он неплохо знал великого провизора и понимал, что когда тот находится в подобном состоянии, спорить с ним не только бесполезно, но и опасно. С другой стороны, его донимало зверское любопытство — что это за тайна, которую Д'Амьен своему довереннейшему помощнику не в состоянии сейчас сообщить.
Старик, словно в развернутом свитке, читая чувства де Сантора, сказал.
— Вы не должны обижаться. Пройдет, я думаю, не более двух-трех дней и я смогу удовлетворить ваше любопытство. Если бог видит наши усилия, то он позволит сделать это раньше.
А сейчас мы пойдем к нашим друзьям и соратникам. И я надеюсь, вы будете в предстоящем разговоре поддерживать меня, сколь бы справедливыми не казались вам слова патриарха и Конрада.
Д'Амьен все предугадал правильно, стоило ему появиться, как на него посыпались недоуменные вопросы. Он выслушивал их с невозмутимым видом, все эмоции его выплеснулись в предыдущем разговоре.
— Насколько я понял состояние дел, — сказал маркиз, — несмотря на то, что мы тут так яростно говорили, несмотря на очевиднейшую необходимость действовать немедленно, вы не хотите отдавать приказа?
— Да, — отвечал великий провизор.
— Даже под угрозой того, что другой столь удачной возможности у нас может и не случиться в будущем.
— Вы преувеличиваете губительные последствия моей медлительности. Может статься, что они будут немалы, но слишком поспешные действия могут привести к настоящей катастрофе.
Маркиз Монферратский всплеснул руками и выразительно помотал головой. Его святейшество выражал ему полное сочувствие всем своим видом. Король был тих как мышь. И если бы патриарх с маркизом не были сами так взвинчены, они, конечно, обратили бы внимание на необычность его поведения.
Конрад снова заговорил.
— Не знаю, может быть граф Раймунд найдет слова, которые бы вас убедили.
Патриарх кивнул и одобрительно пробормотал.
— Будем надеяться.
— А где он, кстати, граф Триполитанский? — спросил осторожно король, радуясь возможности хоть как-то себя проявить.
— Мне почему-то кажется, — многозначительно произнес граф Д'Амьен, — что отсутствие графа Раймунда не случайно.
— Что вы имеете в виду? — резко поднял голову Конрад. — Предполагаете предательство?
— Слово предательство произнесли вы, маркиз, — развел руками великий провизор, — я лишь высказал мнение, что в такой момент столь длительное отсутствие одного из важнейших участников, должно иметь очень серьезную причину. Да, такой причиной мог бы быть внезапный переход графа Раймунда на сторону храмовников, но мне не хотелось бы так думать.
— Это было бы… — воскликнул и запнулся король.
— Вот именно, Ваше величество, ничего хуже не придумаешь. — Но я не могу в это поверить, — теребя расшитую золотом перевязь, сказал патриарх.
— Вы слишком торопитесь, — урезонил его Д'Амьен, — готовиться надо к самому худшему, но предполагать мы имеем право все что угодно.
Появился Султье. Взгляды обратились к нему. Вид у него был ошарашенный.
— Только что…
— Громче! — крикнул Конрад запнувшемуся секретарю.
— Донесли, что у себя в доме убит граф Раймунд.
— Убит? — взвизгнул патриарх.
— Ну, слава богу, — прошептал Д'Амьен, но многие услышали его шепот.
— Как убит? Поединок или подосланными людьми? — потребовал Конрад.
— У него в затылке торчал золоченый кинжал. Труп был осыпан монетами. Специально старались показать, что это не ограбление.
— Это ассасинский метод, — задумчиво сказал Д'Амьен, — только с какой стати Раймунд? Впрочем, с полгода назад или раньше, он разорил одно осиное гнездо исмаилитов.
— Месть? — патриарх растирал себе виски, — почему они не отомстили ему сразу? Почему подгадали к такому моменту. Всем известно о связях тамплиерского капитула с этими сарацинскими крысами.
— Может быть и не всем, но для сведущих людей это не тайна, — сказал Д'Амьен. — Но все равно, я не спешил бы с выводами.
— Мы вообще как-то разучились спешить, граф, — уязвил его Конрад.
— Оставлю эту шпильку на вашей совести, маркиз.
— Еще одна, граф. Что вы имели в виду, когда в ответ на известие о смерти Раймунда, восславили господа?
— Я поблагодарил его за то, что он предпочел убить графа Триполитанского, чем дать ему перейти на сторону наших врагов.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ. ПОСВЯЩЕНИЕ
К воротам капитула шевалье де Труа подъехал в полной темноте. Громадное мрачное строение ничем не выдавало того, что затевалось у него внутри. Никаких признаков присутствия десятков, а может быть и сотен вооруженных людей. Никаких звуков, никаких отблесков кострищ.
У входа спросили у шевалье пароль приглушенным голосом, он ответил столь же приглушенно и был впущен.
За воротами ему сразу помогли сойти с коня и шепнули на ухо, что он может о нем не беспокоиться.
Здесь тоже царил мрак, но уже ощущалось присутствие большого количества людей. Они или стояли небольшими темными группками, или передвигались неторопливо и, по возможности, бесшумно.
Шевалье направился к тому месту, где несколько часов назад беседовал с братом Гийомом, в платановую рощу, и здесь было все то же. Люди в темных плащах, едва слышные голоса. Он огляделся; слева от него, как раз в том месте, где, должно быть, находился вход в указанный братом Гийомом собор, горело два перекрещенных факела. Это был условный знак, туда следовало направить свои стопы тому, кто собирался принять участие в процедуре тайного посвящения.
Ждать пришлось недолго. По темной, разреженной толпе, напитавшей платановую рощу, прошел, наподобие легкого ночного ветерка, какой-то слух и вся темная масса стала постепенно, не торопясь, но неуклонно сдвигаться в сторону перекрещенных факелов.
Монах говорил, что сегодня должны принять посвящение несколько десятков человек. Во дворе капитула народу было в несколько раз больше. Видимо, здесь были и те, кто будет осуществлять прием. Так или иначе, при таком скоплении народа, вряд ли кто-то обратит внимание на отсутствие одного претендента, а если заметят и захотят задать вопросы по этому поводу, то уж точно отложат это дело до утра. К утру шевалье рассчитывал быть уже далеко от Иерусалима.
Ночь была жаркая и влажная. Покрывало темноты было соткано из мириадов цикадных трелей, легкие порывы ветра приносили сладковатые запахи ночных субтропических соцветий.
Ничего из этой ночной роскоши де Труа не замечал. Мягко ступая в своих кожаных германских полусапожках, он двинулся в сторону, противоположную той, что влекла всех остальных. Он хорошо ориентировался в темноте и даже ощущал ее своей союзницей.
Наконец, вот они эти рудиментарные колонны и чернильно-черная щель между ними. С неудовольствием де Труа обнаружил, что у него дрожат руки. Теперь уж волноваться глупо. Что и кто может ему помешать?
И он шагнул из темноты во мрак.
В каменной прорези было еще жарче и влажнее. И неудивительно, она вела к подземным резервуарам с водой, испокон веку запасаемой на случай внезапной осады. Сбежав по трем скользким ступенькам, де Труа, следуя указаниям Бодуэновой таблички, сразу же повернул направо. Под ногами хрустела какая-то зелень, остро пахло раздавленными растениями. Теперь еще один поворот направо, ибо, если повернешь налево, то окажешься на дне глубокого отвесного колодца в компании двух несимпатичных скелетов.
