Еще две ступеньки, после этого нужно быть осторожным, свод становится совсем низким, несколько метров пришлось, вообще, ползти на животе. Дышать стало тяжело. И становилось все тяжелее. Воздух в этой каменной глотке не менялся, видимо, годами. Но потерпеть надо. Если верить плану прокаженного короля, он уже прошел большую часть предварительного лабиринта. Здесь надо как следует ощупать стену. Да, вот она каменная кладка, король утверждал, что разрушить ее не составит труда. Камни здесь, едва- едва, только для виду, сцеплены раствором. Хитроумные и пытливые братья-тамплиеры видимо не раз добирались до этого места и, обнаружив, что дальше пути нет, дальше лишь главная водная цистерна, выдолбленная в скале, поворачивали назад. Они не стали замуровывать этот канал наглухо из соображений, кажется, вентиляции, чтобы вода не протухала.
Несмотря на ненастоящий характер кладки, шевалье пришлось попотеть. Прихваченный им с собою лом, оказался не железным, а бронзовым, на него нельзя было налегать как следует — гнулся. Работать приходилось на четвереньках, упираясь спиною в шершавый свод, обливаясь потом, срывая кожу с рук.
Выломал-таки, сначала один камень, потом второй. Пахнуло прохладой и влагой, где-то в полном мраке впереди — ощущалась вода. Ощущалась не как какая-нибудь лужа, а как огромная, затаившаяся тяжесть.
Шевалье почему-то вспомнилась его схватка с Мертвым морем. Тогда он потерпел поражение, сейчас предоставляется случай настоять на своем.
Де Труа стал раздеваться, оставил на себе только сделанную по эфиопскому образцу набедренную повязку. В ней был спрятан набор самых необходимых вещей. Нож и яд. В руках он держал свой бронзовый лом, его роль в этой жизни еще не была сыграна до конца. Одежду шевалье обмотал вокруг одного из камней и бросил в воду, дабы скрыть следы. Вода равнодушно проглотила улику. Пора. Де Труа прочистил, насколько это здесь было возможно, свои легкие. Король предупреждал, что в цистернах водятся слепые тритоны, специально выловленные в подземных горных речках, без них вода давно бы зацвела и прокисла. Они не ядовиты и не опасны, бояться их не надо, если один из них подплывет и ткнется в лицо или в грудь. Это просто из любопытства. Шевалье передернуло при мысли об этом. Но хорошо, что вспомнил, если бы встреча произошла под водой случайно, можно было бы от неожиданности захлебнуться.
Еще раз глубоко вздохнув, мягко спрыгнул в холодную воду. Да, она была очень холодна, что так контрастировало с душной, ночной жарою. Главное добраться сразу до противоположной стены, не начать плавать вдоль цистерны. Она? Что-то скользкое, мохнатое, большое. Как она поросла водорослями! Теперь надо двигаться вправо и побыстрее. Ради экономии воздуха. Поверхность воды вплотную подходит к потолку и пополнить запасы воздуха будет негде. Отыскать обратную дорогу к колодцу, через который он нырнул, в такой темноте, немыслимо.
Перебирая руками по медленно волнующимся липким подводным травам, шевалье стал сдвигаться вправо. Вот первое указанное углубление в стене, через два метра должно быть второе. Что-то нервно рванулось из-под пальцев! Спасибо королю, что предупредил, обязательно бы поперхнулся. Воздуха уже не хватало. Вот оно, второе углубление. Следуя все тем же указаниям прокаженного, де Труа забрался внутрь него, уперся ногами в скользкий и слегка пологий нижний край и стал спиною поднимать крышку. Сначала — никакого впечатления. Он должен был бы испугаться, но сначала удивился. Он не мог поверить в то, что король его обманул. Не мог, не мог, не мог! С каждым разом он все сильнее упирался спиною в плиту, что, якобы, закрывала путь наверх, путь к свету, богатству. И чудо произошло, первым его проявлением была вспышка света, потом порыв свежего воздуха. Де Труа едва не рухнул обратно на колени. Но устоял. Отдышался. Отодвинул с гранитным скрипом плиту. В глазах рябило, грудь разрывалась от нахлынувшего воздуха. Трудно было что-то рассмотреть и понять. И в этот момент шевалье услышал.
— Ну что же вы остановились?
Голос был знакомый, слегка лишь видоизмененный каменной акустикой. Но почему здесь?! Что это значит?! Выходит ничего не получилось?! Целая буря мыслей и чувств сотрясала душу шевалье де Труа.
— Идите, сюда, идите. Обратной дороги все равно нет, — приветливо сказал все тот же голос.
Все еще не в силах преодолеть этой ряби в глазах, шевалье с шумом высвободил ноги из черной воды, выбрался на поверхность сухого каменного пола. Пещера. Да это была пещера, грубо вырубленная в скале. В левом от шевалье углу ее, сидел на камне, покрытом шкурою, человек в монашеском одеянии. Видимо он и говорил. Вокруг него на каменных выступах горело несколько глиняных светильников.
— Вы напрасно оглядываетесь, — сказал монах, и только тогда шевалье понял, что это брат Гийом. Мыслительная каша в голове продолжала кипеть. Где золото, обещанное прокаженным? Как ему себя вести — тамплиеру, бежавшему от тайного посвящения? Что ему делать, оказавшись в этой странной ловушке?
Первыми сказанными шевалье словами были самые простые и естественные:
— Значит он меня обманул.
— Нет, — сказал монах, — король Иерусалимский Бодуэн сказал вам правду. Некогда здесь и в самом деле находились некие сокровища. И даже совсем недавно.
— Что значит некие? — мрачно спросил шевалье, смахивая мокрые волосы со лба.
Брат Гийом показал в сторону одного из светильников, там лежала кучка одежды.
— Знаете, вам лучше одеться. Насколько я представляю ситуацию, нам предстоит довольно продолжительная беседа.
Помедлив секунду, шевалье подчинился этому совету и нашел в указанном месте шерстяные шоссы и просторное блио.
— Одевайтесь, одевайтесь и выбросите оружие, которое вы захватили с собой, выбросите, чтобы не совершить с его помощью какую-нибудь глупость, до того, как я объясню вам, что совершать ее бесполезно.
Сбросив промокшую набедренную повязку, шевалье облачился в сухое платье.
— Так что же вы имели в виду, брат Гийом, под словом «некие» сокровища.
— По преданию, здание капитула стоит как раз на развалинах конюшен, некогда воздвигнутых самим Соломоном. Естественно, что молва связала схороненные здесь ценности с именем этого легендарного правителя. Я имел возможность изучать эти «сокровища», и, даже, не считая себя знатоком иудейских древностей, могу с уверенностью и убежденностью утверждать, что большая их часть никакого отношения к библейскому царю иметь не могла. Относительно меньшей части можно спорить. Но, по-моему, это были бы несущественные споры. В кубышке любого современного иудейского менялы или тамплиерского банкира можно найти все — от статеров Александра Великого и Ахеменидских монет, до мараведисов современной Альморавидской чеканки.
— Ну, хорошо, — шевалье похлопал себя по бокам, обживая новую одежду, — то, что золото было не соломоновым, меня не слишком расстраивает. Но где оно?
— Еще при правлении нашего прокаженного Бодуэна мы его отыскали. Убывая к месту своего прижизненного погребения, бедняга не знал, что владеет тайной, лишенной содержания.
Де Труа уже несколько успокоился, он понял, что если его убьют, то не прямо сейчас и старался задавать побольше вопросов, чтобы получше сориентироваться в ситуации.
— А для чего его было тогда удерживать среди живых? Ведь слух о том, что он находится в лепрозории мог распространиться широко. Никто не позаботился даже об отдельной камере для него.
Брат Гийом погладил свое колено.
— Вы перескакиваете через несколько ступенек лестницы, по которой нам надлежит, не торопясь сегодня с вами подняться. Но чтобы покончить раз и навсегда с этим ответвлением разговора, я скажу вам, что лепрозорий у нас в Святой земле почти всегда и сумасшедший дом. Очень многие, попав в объятия проказы, повреждаются в уме и начинают считать себя королями, пророками и ангелами господними. Нашим радением во многих из них появилось сразу по несколько Бодуэнов. И чем больше наш настоящий Бодуэн кричал, что он король, тем меньше было желающих ему верить. И бродившие по королевству слухи, ни на кого не произвели никакого впечатления, кроме одного человека.
— Кого же?
— Двойника Бодуэна, который оставался в высшей степени послушным, зная, как легко его можно вернуть к прежнему ничтожеству до тех пор, пока где-то живет настоящий король. Но так продолжалось лишь до поры до времени.
— И что же случилось?
