Лог опустел. Даже вода не журчала, замерзнув подо льдом.
Неудача
© Перевод Л. Лихачевой
Рассветало, и старый заяц забеспокоился.
Он уже плохо видел и не доверял себе, смутные очертания предметов его пугали. С приближением дня они словно бы оживали и оказывались гораздо ближе, чем ему представлялось.
Встревоженный всем этим, заяц поспешил убраться из огородика, где выкапывал из-под снега оставшуюся с осени капусту.
Сделав несколько прыжков, он сел на задние лапы и прислушался.
В далеких, спрятанных среди холмов деревушках лаяли собаки, один за другим запевали петухи. Полная луна, только что заливавшая небо желтоватым сиянием, поблекла и затуманилась. Небо поголубело. Одна за другой гасли звезды. Из неподвижного, насторожившегося леса не доносилось ни звука. Только где-то в низине тихонько, словно постанывая от боли, булькала скованная льдом вода.
Длинными прыжками заяц направился к лесу. Чуть слышно поскрипывал пушистый снег. В морозном воздухе каждый звук казался необычно плотным, а царившая вокруг тишина придавала ему какую-то особую напряженность.
Добежав до опушки, заяц остановился. Он грыз кору молодых деревьев и то и дело замирал, принюхиваясь и настороженно поводя ушами.
Таял предрассветный сумрак. Снег становился белее, небо ярче. Вот из морозной дымки выступил усыпанный инеем лес, роскошный и неподвижный под холодным небом, на котором еще мерцало несколько крупных звезд. В воздухе разливалось белое утреннее сияние.
Заяц успокоился. Белое сияние наступающего дня радовало его. Мороз пощипывал мордочку, и, чтобы согреться, он быстро поскакал вдоль опушки. Сделав несколько длинных прыжков, заяц останавливался и надолго замирал на месте, весь обратившись в слух. Потом весело отпрыгивал в сторону и вновь возвращался на свой след. От дыхания мордочка его покрылась серебристыми колючками, на лапках наросли комочки льда.
Наигравшись, заяц решил, что пора и отдохнуть. День обещал быть солнечным и теплым, и место для лежки приходилось искать заново.
Заяц пересек голую, выметенную ветром вершину холма и очутился на южном склоне. Здесь прыжки его стали еще длиннее. Гибкое тело, словно вытолкнутое пружиной, уносилось далеко вперед, а когда опускалось, задние лапы почти касались передних, отчего след становился похож на четыре маленькие дырочки, рядышком проткнутые в снегу. Следы оказывались так далеко друг от друга, что заметить их мог только опытный глаз, тем более что заяц старался прыгать там, где на снегу образовалась наледь. Наконец он выбрал себе место для лежки.
Это был громадный корень старого граба, вцепившийся в обрыв своими толстыми щупальцами. Землю вокруг размыло, но между ними застрял большой ком красной глины. Сверху ее засыпало снегом, но под глиной и мохнатыми заиндевевшими корнями было сухо и тепло.
Заяц еще раз настороженно повел ушами и ловко прыгнул на крохотный, не покрытый снегом пятачок. Нырнул под корень, подрыл под собой землю и, устроившись поудобней, лег на живот. Место ему понравилось. Заячья шкурка тут сливалась с глиной и делала своего обладателя совершенно невидимым.
Заснул он не сразу, хотя уже согрелся и очень хотел спать. Мешало множество различных звуков, слышанных им в течение ночи. Сейчас они вновь возникали в нем роем смутных ощущений и образов, которые пугали его и заставляли то и дело настораживаться.
Розовая дымка таяла над далекими горами. Вот вспыхнули алым их могучие плечи, открылась гигантская спина, загоревшимся снегом осветились главы. Взошло солнце, и убранный инеем лес засверкал тысячами искр, словно кто осыпал его стеклянной пылью.
На снегу перед зайцем тоже вспыхнуло большое алое пятно, отчего один его, обращенный к заре, глаз стал похож на громадный рубин. Мороз усилился, но старый заяц знал, что солнце скоро согреет воздух, и, устроившись поудобней, задремал. Уши его еще улавливали сначала тяжелое карканье ворон, летевших поближе к жилью, потом дальний перезвон колоколов. Наконец он забылся глубоким сном.
Его разбудило тихое посвистывание. Спросонок заяц никак не мог понять, откуда оно идет, и насторожился.
Солнце стояло уже высоко. Блестел снег. На ветвях деревьев таял иней. Над обрывом поднимался пар.
Поблизости все было тихо. Заяц успокоился, но вдруг из дола, где он кормился сегодняшней ночью, донесся резкий лай. Через некоторое время заскрипел снег. Сюда кто-то шел. Заяц вскочил и посмотрел в сторону леса.
Над кустами показалась сначала рваная шапка, затем черное худое лицо с обвисшими усами. На поляну вышел низенький человек, потоптался, отряхнул снег и закашлялся.
Сердце зайца заколотилось от страха.
Внизу снова тявкнула собака.
— Сюда, сюда, Лиска! — сказал человек и шмыгнул носом. Ему, видно, было холодно, потому что он прятал руки под рваный тулупчик и смешно вздрагивал.
Потом он направился к обрыву. Заяц не шевельнулся. Глаза человека казались ему очень страшными. Желтые, с мерцавшими в них злыми огоньками, они выражали одновременно озабоченность и жестокость.
Вдруг взгляд человека дрогнул и загорелся радостью и страстью. Заяц понял, что его заметили, и, как кошка, выскочил из-под корня.
За его спиной что-то щелкнуло и загремело. Животное понеслось вниз, ловко петляя по впадинам обрыва. Охотник свистел ему вслед и яростно звал собаку. Заяц слышал, как она напала на его след и радостно залаяла. Через некоторое время ее лай стал ровным и настойчивым.
— Ах! Ах! Ах! Ах! — собака как будто вздыхала и громко на что-то жаловалась.
Время от времени заяц останавливался и прислушивался. Раза два он даже видел собаку, бегущую по его следу с опущенной в снег мордой. Собака была старой и опытной. Ее хриплый и страстный лай говорил о том, что она готова преследовать добычу до конца.
Заяц попытался обмануть ее и побежал по обледеневшему берегу речки, но собака не поддалась на эту уловку, нашла потерянный было след и вскоре стала его настигать. Лай ее угрожающе приближался. С ужасом прислушиваясь к нему, заяц вбежал на вершину крутого холма. Перед ним засверкала бесконечная равнина. Кое-где чернели засыпанные снегом рощицы. Возле шоссе виднелось какое-то строение, а чуть подальше, меж ивами, окутанными морозным паром, поблескивала скованная льдом речка.
Здесь снег был глубоким и рыхлым. Заяц тонул в нем так, что порой были видны только его длинные уши. Наконец он добрался до кустарника, растущего вдоль шоссе, и спрятался.
Со стороны постоялого двора показались сани. В них сидели укутанные в тулупы сельчане, явно подвыпившие, если судить по багровым носам и щекам. С веселыми криками «Эхе-ей! Эхе-ей!» они нахлестывали лошадей, от которых уже валил пар.
Как только сани проехали, заяц выскочил на шоссе, спутал свои следы с лошадиными и вскоре очутился у постоялого двора. Человеческие голоса заставили его вернуться и снова кинуться к вершине холма.
Лай собаки стал еще более резким и хриплым. Добежав до шоссе и потеряв след, она сердито гавкнула два раза. Кислый лошадиный дух заглушил тонкий запах заячьего следа. К тому же час назад по шоссе проехал автомобиль, и обледенелый пожелтевший снег пахнул одновременно и лошадьми и бензином. Но собаке была уже знакома эта уловка. Она побежала вдоль дороги, высоко подняв черную морду и
