дело долетал оттуда, видимо, она была пьяна. Для Манола и старухи матери свадьба, как видно, уже закончилась: оставалось еще некоторое беспокойство и кой-какие хлопоты — постирать скатерти, вымыть посуду и полы. «Любое чудо на три дня!»
«Неужели, когда мать выходила замуж за отца, она смотрела на все так же холодно и расчетливо?» — спрашивал себя Костадин. От брата он не ждал никаких проявлений чувств — знал его бессердечие. «А я рассчитывал на них и теперь держусь за них!» Его охватила тоска. Близкие вдруг предстали перед ним в таком ужасном свете, что он испугался за Христину и его нежность к ней удвоилась. Убеждение, что он допустил ошибку, когда уступил им и не пошел на раздел, все больше укреплялось в нем, и одновременно усиливался страх перед будущим. Он заметил, что Христина следит за ним. Александр Христакиев улыбнулся ему едва заметно, и Костадин прочел в его взгляде, что тот видит, как тяжело у него на душе, и сочувствует ему. И действительно, молодой Христакиев непринужденно подошел к отцу Христины, стоявшему рядом с его отцом, и сказал, прежде чем сесть, обращаясь ко всем остальным, кто был в зале:
— Как посаженый отец, господа, я хочу воспользоваться своими правами и изъявляю скромное желание: бай Радньо, иди сюда да сыграй-ка на своей волынке. — И он показал крестьянину место рядом с собой за столом.
Отец Христины одобрительно кивнул.
— Верно, господин Христакиев, давно бы так… Да уберите эту чертову трубу, унесите ее туда, где взяли, или же заткните ей глотку! — И недолго думая грохнул дверьми Райниной комнаты. Граммофон умолк.
— Ну, давай, пока не начали музыканты внизу, — сказал Христакиев. — Пускай отдохнут.
Крестьянин надул волынку и взглянул на жену. Маленькая крестьянка в синем платьишке зажмурилась и наклонила голову. По ее скуластому лицу и тонким бескровным губам разлилась благодушная улыбка. Спокойная умиротворенность разгладила резкие черты и сразу помолодила.
Робкий всплеск мелодии захлебнулся в гудении ручила. Крестьянка запела:
Несколько резкое, металлическое сопрано крестьянки на какое-то время взяло верх над шумом и гамом:
Вторая строфа прозвучала мечтательно, со сдержанной радостью:
Одобрительно рокочет ручило,[106] в плясовые нотки пищалки вплетается свадебная песня, одно за другим сыплются сладкие слова: кажется, сама волынка принимает участие в общей радости. По старинному обычаю, крестьянка пела новобрачным любовные припевки. Она изменяла слова и приспосабливала свадебные песни к их случаю. В ее светлых глазах читалась мечтательность, увлеченность тем, о чем она поет; казалось, она жила сейчас собственными воспоминаниями и отдавала всю себя свадебному торжеству как великому действу, в котором выражались вечные радости и скорби короткой человеческой жизни.
Мрачный дом Джупуновых притих. Двери комнаты Райны растворились, и молодежь столпилась вокруг крестьянки и ее мужа. Кларнет на дворе откликнулся было, но тут же стыдливо умолк, поскольку не сумел подхватить мелодию.
Кто-то заохал. Старая Влаевица всхлипнула. Две крупные слезы покатились по ее щекам. Она припомнила, сколько горя пришлось пережить ей в свое время. Некоторые девушки опустили головы, нахмурились.
В наступившей тишине Никола Хаджидраганов шепнул старику Христакиеву:
— Рановато еще для этой песни.
Старик Христакиев пожал плечами. Но крестьянка была чуткой, как кошка.
— Нет, песня, сватушка, к месту, — сказала она с усмешкой.
— Ее после сладкой ракии[107] петь надо, — настаивал Никола.
— Мы с Радньо засветло домой пойдем, нам нельзя до сладкой ракии оставаться. — И она ласково взглянула на мужа, продолжавшего играть.
Костадин встретил виноватый взгляд матери. Джупунка даже не предложила им переночевать.
— Я вас ни за что не отпущу! — прочувствованно, красный от волнения, готовый вот-вот взорваться, воскликнул он.
— Успеете домой. Да разве можно так! — сказал бай Христо. — Давай играй, сват, а мы попляшем. Свадьбу мы справляем или что? Заводи рученицу…
Снова загудела волынка. Бай Христо подошел к Джупунке и схватил ее за руку:
— Пошли, сватьюшка!
Джупунка уклонилась и, с улыбкой глядя на гостей, сказала:
— Стара я уж! Куда мне плясать!
Она пыталась вырваться из его рук, но, поскольку и другие стали настаивать, согласилась и принялась плясать. Ее тонкие ноги ловко постукивали каблуками туфелек, худое лицо раскраснелось. Плясала она сдержанно, с достоинством, помахивая платочком. Сват, по-молодецки подбоченясь, дробно перебирал ногами, то пускаясь вприсядку, то выпрямляясь. Его раскрасневшееся лицо блестело от пота, а бычья шея напряглась. Не прерывая пляски, он сбросил с себя праздничный, грубого сукна пиджак, швырнул его на стул, засучил рукава белой рубашки, оголив большие мускулистые руки.
Робко приблизившись, заплясала и старая Влаевица — важная, высокая, прямая, как тополь, раскачивающийся под ветром, и по ее счастливому, возбужденному лицу разлилась молодая улыбка.
— Гол, гол! — выкрикивал бондарь и так топал ногой об пол, что звенели стекла в окнах. Остальные гости хлопали в ладоши, присвистывали. Вино разгорячило всех, а рученица еще больше подогревала кровь…
