солдатиком.
— Вот этот солдат, господа! Никто его не арестовывал! — крикнул он, подталкивая солдата к перилам, чтобы все разглядели его.
Толпа стала затихать. Солдат смущенно улыбался и стоял вытянувшись, как в строю. Очевидно, его только что привезли в экипаже полковника и он еще не пришел в себя.
— Эй, парень, скажи, арестовывали тебя? — спросил кто-то.
— Никак нет! — бойко ответил солдат.
— Смотри-ка на него! Пуганая ворона и куста боится.
— А фельдфебель на что? Всыплет по первое число…
— Я защищаю солдата, долой цивилизацию! — заорал пьяный мясник.
Появление солдата позабавило и еще более поколебало собравшихся. Многие, забыв штыки и скандал в городском саду, почувствовали себя обманутыми и решили, что если солдата не обижали, то незачем и протестовать.
— Вы двинули войска против народа! Люди требуют у вас отчета! — кричал Кондарев, пытаясь снова разжечь общее негодование.
Топот и крики заглушили его перепалку с полковником. Всюду разгорелись беспорядочные споры. Сын Хатипова с дюжим подмастерьем решительно шагали к площади, где толпа освистывала пристава и конных полицейских, высланных его отцом. Рассыльный городской управы торжественно нес измятую соломенную шляпу кмета. Солнце освещало шумное сборище на площади, столпившихся у окон и на балконах горожан, бросая яркие отблески на жестяные водосточные трубы, стекла и вывески закрытых магазинов.
Вдруг Янков поднялся на верхнюю ступеньку лестницы и сбросил с себя потертый пиджак. Его мощный голос прокатился по всей площади. Митинг начался снова, но даже самый пламенный оратор был бы не в силах распалить уставших людей. Лишь небольшие группы, стоя на тротуарах, слушали речь. Остальные быстро разошлись — так заманчиво было прогуляться теплым июльским вечером…
Кондарев вернулся домой усталый и разочарованный, с оторванным воротником и ссадинами на лице.
Вскоре после дискуссии в клубе Анастасий узнал, что нелегальные анархисты во главе с террористом Калинковым, которого он знал по сходкам, ограбили в Софии банк, похитив свыше двух миллионов левов. Эти деньги они предполагали израсходовать на приобретение типографии и печатание анархистской литературы. Так утверждал один тырновский анархист, принесший эту новость в город.
Весть об ограблении банка взволновала Анастасия, лишний раз напомнила, что сам он пока не может похвастаться ничем значительным, и воскресила старую мечту — издавать в городе литературный журнал. «Люди совершают героические подвиги, а я никак не ухвачусь за какое-нибудь стоящее дело. До каких пор это будет продолжаться?» — вопрошал он, презирая себя и свою деятельность.
Несмотря на большое самомнение — он считал себя теоретиком анархизма, — Анастасий в душе был недоволен собой. Он жил в ожидании решающего дня, когда события потребуют от него подвига во благо народа, убежденный, что рано или поздно народ восстанет и сметет всякую власть, «потому что народ ненавидит государство и анархичен в силу своей глубокой этичности». Когда настанет этот день — никто не знал, но Анастасий верил в его приход и готовился к великому событию, как верующий к чуду. Смысл жизни он видел в служении «высшей этичности народа», которая, по его мнению, вполне соответствовала сущности анархизма. Повседневная жизнь казалась ему бессмысленной и серой. Что это за жизнь? Анастасий, двадцатипятилетний верзила, изнывая от скуки, слонялся по городу, наводя страх на полицию и власть имущих. Когда ему становилось тошно от ссор со стариком отцом, бывшим телеграфистом, он отправлялся бродяжничать — шел из города в город, чтобы как-то рассеять смутную тоску. Его собственная жизнь и жизнь окружающих в сравнении с будущим «естественным и нравственным обществом» выглядела жалкой и ничтожной. До заветного общества далеко, а пока надо жить и что-то делать для достижения идеала. Сделано же было до смешного мало. Правда, в городе были сильны анархистские настроения, особенно среди молодежи, и это Анастасий считал своей заслугой. Его боялись богачи и власть имущие; благодаря ему анархисты обзавелись своим клубом, во дворе которого висел колокол, ежедневно возвещавший в шесть часов всем хозяевам, что рабочий день окончен и пора распускать рабочих. По его инициативе прошлой зимой была брошена бомба во двор полицейского пристава Пармакова и совершено несколько мелких экспроприаций в пользу бедствующих товарищей. Но по сравнению с подвигом террориста, с которым он был знаком, все его дела казались пустячными.
Опостылевшая монотонность жизни, страстное желание совершить подвиг не давали Анастасию покоя, и он часто пускался в длительные путешествия, преодолевал пешком большие расстояния, чтобы встретиться с товарищами. Эти скитания еще более усиливали в нем жажду новой жизни и разжигали злобу. Чем яснее рисовал он в своем воображении новое общество, тем гнуснее казалось ему существующее и тем сильнее крепло желание разрушить его. Как всякий убежденный анархист, Анастасий сознавал, что должен на деле показать личный пример, иначе не создать «всенародного движения», но все еще не решался примкнуть к «нелегальным экспроприаторам», ждал своего часа.
Весть об ограблении банка воскресила прежние мечты: основать за городом общежитие, как в Русе, провести крупный «экс» и раздать деньги бедным, наладить издание местного анархистского журнала и тому подобное. Обдумав все это и убедившись, что растратил много времени по пустякам, он решил, не мешкая, съездить в Софию, связаться с К ал инковым и попросить у того денег на журнал. Он верил, что его не выпроводят с пустыми руками, тем более что цели ограбления банка были вроде бы благовидные.
Он поделился своими планами с товарищами, взял у них денег на дорогу и, ничего не сказав домашним, отправился на вокзал, не обращая внимания на ливший как из ведра дождь. В половине одиинадцатого вечера он приехал в Софию. Здесь дождя не было, и Анастасий, по примеру библейских апостолов, пустился пешком по улицам столицы. Он шел с портфелем в руках, в черной пелерине, одолженной у книготорговца Сандева.
Сняв номер в гостинице «Бельвю», где останавливался и раньше, он поужинал в ресторанчике на бульваре Марии — Луизы. Потом долго с завистью оглядывал огромный, только что отстроенный дом коммунистической партии. Дурное настроение еще более ухудшилось, когда он вернулся в свою убогую гостиницу, насквозь пропитанную тяжелым, застоявшимся запахом уборной. Уверенность, что ему удастся раздобыть денег, стала покидать его.
«Рвемся в столицу, а как попадаем сюда, она становится нам ненавистной», — размышлял он, глядя, как пляшут на потолке зеленоватые тени деревьев бульвара. «Чужой для нас этот город… Здесь мне всегда не по себе. Как ни приеду, тотчас охватывает отвращение; все кажется грязным: и постель, и одеяло, и чугунная раковина умывальника, к которой противно прикоснуться. Если завтра дадут деньги, сразу же уеду отсюда… Но могут и не дать ни гроша. Кто знает, как сейчас задрали нос…» — злился Анастасий, беспокойно ворочаясь в постели. Он забылся сном лишь после полуночи, когда на бульваре умолк грохот трамваев и дробный перестук экипажей.
Наутро он отправился на розыски человека, который, как он надеялся, сможет связать его с Калинковым. То был содержатель ларька на улице Царя Симеона, торговавший семечками и арахисом. Анастасий не раз обращался к нему за помощью, но на этот раз не был уверен, что Евтим — так звали человека — сведет его с Калинковым.
За прилавком зеленого ларька, прижавшегося к постоялому двору, он увидел бледное еврейское лицо Евтима с оттопыренными ушами и горбатым носом. Евтим внимательно выслушал его со своей обычной усмешкой, показывающей, что ему все ясно с полуслова, и, к большому удивлению Анастасия, с готовностью согласился устроить ему требуемое свидание.
— Сегодня нельзя. Самое раннее — завтра. Но ты должен убраться из гостиницы, — сказал Евтим с таким выражением серых насмешливых глаз, словно говорил: «Это не так просто, как ты думаешь».
— У меня записаны адреса двух студентов из К. Это свои ребята. На ночь попробую устроиться у них. Они такие: если увидят — не отпустят. — Анастасий вынул записную книжку и прочитал улицу и номер дома, где жили студенты.
Евтим повертел в худых пальцах стаканчик, которым отмеривал семечки.
— Ну, если эти товарищи твои земляки, ступай к ним. Свободной квартиры сейчас не найти. Из-за наводнения в Конювице много народу оказалось на улице. Хорошо бы тебе остановиться у студентов. Если
