тянулась за абрикосами, а губы невольно улыбались, но она напустила на себя равнодушный вид занятого делом человека и украдкой наблюдала, как он, огибая кусты, приближается к ней. Вот уже под шляпой скрылись глаза, сверху видна лишь нижняя часть лица с короткими черными усиками.
— Добрый день! — сказал он, подняв сияющие от радости глаза. — Я словно чуял, что увижу вас сегодня, и не обманулся. Слышал, что вы хвораете, а вы, оказывается, целы и невредимы. Как высоко вы забрались! И не боитесь упасть?
Христина понимала, что он спрашивает не из боязни за нее, а пытаясь скрыть волнение. Она с удивленным видом ответила на приветствие, будто только что увидела его.
— Прихворнула немного… А вы куда ездили?
— Ваша матушка сказала, что вы нездоровы!
Костадин беспокойно переминался с ноги на ногу, выбирая место, чтобы солнце не било в глаза.
— Мама так сказала?.. Ничего она не знает. А почему вас так интересует мое здоровье? — спросила она, рассердившись на мать и опасаясь, что он догадается о причине ее притворства.
— Потому что от вас не было ни слуху ни духу, а мне хотелось непременно повидаться с вами, — ответил Костадин, избегая прямого ответа.
По его сияющему лицу и радостно блестевшим глазам она поняла, что зря сомневалась в нем. Сердце ее ликовало от счастья, но где-то в глубине сознания сверлило желание отомстить за горькие переживания.
— Это уж мое дело, — сказала она, отвечая не столько ему, сколько своим мыслям. — Вы мне так и не сказали, куда ездили.
— Объезжал наши поля… Думаю, дай-ка проеду через виноградники. Я еще с утра решил посмотреть на обратном пути на наш виноградник. Чуть было не проехал мимо. Хорошо, что увидел вас. А как наши ковры — готовы?
«Он и не собирается говорить о самом главном!» — с раздражением подумала она, хотя сама увела разговор в сторону.
— Ковры почти готовы; на этой неделе снимем со станка.
Христина примостила поудобнее на сучьях корзину, наполненную до половины плодами.
— Сестра мне ничего не говорила. Я не думал, что вы так быстро управитесь.
— Откуда ей знать? Она к нам не приходила. На другой день зашла и больше не появлялась, а пообещала принести пряжу. Соткали из нашей, а если откажетесь, то вернем задаток и продадим другим.
Христина сама удивилась смелости, с какой у нее вырвались эти слова, и, затаив дыхание, отвернувшись в сторону, прислушивалась к ответу.
— Зачем отказываться, кто вам сказал, что мы откажемся! — воскликнул Костадин, раскинув от удивления руки и обежав вокруг дерева.
— Но вы сами говорите, что сестра не интересуется коврами.
— Ковры заказал я, а я держу свое слово! Каждое слово! А сестра может говорить все, что ей взбредет на ум, это ее дело, — повторил он, вспомнив разговор в комнате.
У него мелькнула мысль, что Райна, наверно, чем — нибудь оскорбила Христину и потому она так холодно держится с ним. Поведение сестры в последние дни усиливало это подозрение.
— Значит, то, что Райна говорит, вас не интересует и не касается? — с коварством спросила Христина, зная, что он имеет в виду ковры, а не намеки Райны от его имени.
— Но что случилось, в чем дело? — с тревогой воскликнул он, шагнув ближе, чтобы разглядеть ее лицо, скрытое тенью листвы, как вуалью.
— Вы лучше меня должны знать, что случилось.
Христина любовалась его смущением и растерянностью.
— Я ничего не понимаю. Неужели Райна вас чем — нибудь обидела?
— Конечно, вы ничего не понимаете. Вы сами это признаете. А раз так, то зачем меня расспрашиваете?
Видя, как он уставился на нее с полураскрытым ртом, как бегает вокруг дерева, Христина едва удержалась от смеха. Она радовалась, что ей так легко удалось сбить его с толку, раззадорить и придать ему смелости.
— Вот как! — вскричал он и, в порыве отчаяния сорвав с головы шляпу, стал прохаживаться взад и вперед.
В уме молнией мелькнула догадка, что он обманулся — Христина по-прежнему любит «того», Кондарева. Они с сестрой неверно истолковали их отношения, произошла какая-то путаница, получилась вроде бы сплетня — вот почему она так настороженно и даже враждебно держится. «Кто же обманул меня — она или Райна? — лихорадочно размышлял он. — Неужели тогда, в гостиной, она со мной лишь заигрывала, как с богатым клиентом?»
Он чувствовал себя беспомощным, как обманутый ребенок, и содрогнулся от мысли, какая нестерпимая пустота и тоска ждут его впереди.
— Я настаиваю на своем: скажите, почему вы сердитесь и кто вас обидел, — сказал он с убитым видом.
Увидев его помрачневшее лицо, Христина, тронутая его беспомощностью, подумала: «Неужели он такой и неужели так меня любит?»
— Вы должны мне сказать! — сердито настаивал он.
— Вы считаете, что я чем-то обязана вам и должна отвечать на ваши вопросы?
Костадин уставился себе под ноги, глядя на измятую траву, усеянную листьями.
— Да, считаю. И не уйду, пока не получу ответа! — мрачно ответил он.
«Как он растерян! Что он думает? Вот-вот взорвется, а тогда я расхохочусь и все испорчу… Надо помучить его еще немного». — Сердце Христины неистово билось.
5 Э. Стансе, т. 3 кровь шумела в ушах, но она сумела игриво проворковать приглушенным от волнения, низким, грудным голосом:
— Почему это я обязана и что дает вам право настаивать?
Костадин секунду поколебался, плечи его опустились, как от удара, на который нельзя ответить. Нахлобучив на глаза свою соломенную шляпу, он резко повернулся и пошел прочь.
— Господин Джупунов! Кос… Постойте! — вскричала она и, испугавшись того, что чуть было не назвала его по имени, закрыла рукой лицо.
— Что вам угодно? — сурово спросил он.
— Возьмите корзинку.
Он вернулся и, подхватив наполненную плодами корзинку, бережно поставил ее на землю.
Христина, спустившись с лестницы, стала собирать опавшие с дерева абрикосы.
— Что вы подумали и почему рассердились? — тихо спросила она прерывистым голосом.
— Если вы считаете, что хоть чуточку мне обязаны, то должны сказать, почему обиделись, а если нет — я ухожу! — И он взглянул на нее с робкой надеждой.
— Вы думаете, что я должна быть откровенной с вами?
— Должны!
— А вы со мной?
— И я тоже, — сказал он.
Сердце ее колотилось с такой силой, что она даже выпрямилась, чтобы дышать свободней. То краснея, то бледнея, она глядела на Костадина. Взгляд ее, проникая в душу, сказал все.
Как завороженный Костадин был не в силах оторвать от нее глаз. Они глядели друг на друга, потрясенные так внезапно открывавшейся их близостью. Вне себя от счастья, Костадин попытался привлечь ее к себе, но она отстранилась.
— Нет, нет… Мама смотрит… До вечера. Езжайте мимо нас, я буду ждать! — Робость и мольба мелькнули в ее взгляде, она порывисто пожала ему руку и, подхватив корзинку, стремглав побежала к сторожке.
Костадин брел за ней как пьяный. «Она любит меня, неужели это правда?» — спрашивал он себя, чувствуя ее все еще рядом, как минуту назад, когда глаза ее говорили яснее слов. Он еще слышал ее милый
