— Я товарищ этого человека. Пришел объяснить вам, как все произошло, — взволнованно сказал Корфонозов и указал на Кондарева. — Ваша полиция напала на нас за городом и только по чистой случайности не убила нас обоих…
Уставшие от бессонницы глаза Христакиева скользнули по ногам Корфонозова и остановились на его перепачканных ботинках.
— Кто вы такой? — спросил он.
— Вы меня знаете, я Владимир Корфонозов…
— Хм! И зачем же вы явились? — тихо сказал Христакиев.
— Затем, чтобы объяснить вам, в чем дело, — твердо ответил Корфонозов, уязвленный холодной встречей, а больше всего тем, что Христакиев делал вид, будто его не знает. — Сожалею, что я не властен надрать уши вашим полицейским, которые не понимают, что творят. С этим человеком мы возвращались в город. Ваша полиция напала на нас в кукурузе и неожиданно открыла стрельбу, приняв нас за убийц доктора… Я только что узнал от больничного писаря, что этой ночью убили доктора Янакиева…
— Только что узнали? И сами пришли? Хм, интересно… — Христакиев оглядел его с ног до головы. — Чтобы спасти вашего товарища?
— Зачем мне его спасать и от чего? Я пришел протестовать!
Корфонозов повысил голос, нервный тик продолжал сводить ему мускулы. Измученный вид раненого Кондарева растрогал его. Спокойное и бесстрастное лицо следователя только усилило возмущение. Корфонозов изредка встречал Христакиева в городском ресторане, он считал его франтом из местного «хайлайфа», одним из тех маменькиных сынков, которые умеют одеться и держать себя в обществе и чья единственная цель как можно быстрей сделать карьеру. Сама мысль, что от этого щеголя зависит его доброе имя, оскорбляла Корфонозова.
Христакиев поднялся из-за стола.
— Господин Кондарев, вы слышали, что сказал ваш товарищ?
— У меня не было товарища! — отрезал Кондарев.
Христакиев развел руками.
— Он отрицает, что вы были с ним. Сами видите, сударь, — произнес он свойственным ему любезным и сдержанным тоном. — Вы приходите сюда, чтобы установить алиби арестованного, но, поскольку тот отказывается от вашего свидетельства, я вынужден задержать также и вас.
Но прежде позвольте вам заметить, что у меня нет своей полиции. Это полиция болгарского государства, которому вы тоже служили, будучи офицером, насколько я знаю. Пристав, увести его и обыскать!
Пристав, который все это время стоял у дверей и слушал объяснения Корфонозова, шагнул к столу.
— Господин Корфонозов, как вы… что делали вы с этим?..
Но Корфонозов словно не слышал вопроса. Он продолжал стоять посреди комнаты, не отрывая взгляда от Христакиева. Спокойный голос следователя, его холодная любезность и его взгляд убедили Корфонозова, что перед ним совсем не тот человек, каким он его считал. Этот франт позволил себе намекнуть на его офицерскую службу! Вознамерился таскать его по судам и следствиям на потеху местным обывателям! Вот, значит, как все обернулось! Ненависть к классу, от которого он оторвался, вспыхнула в его душе с неожиданной силой.
— Нов чем вы меня обвиняете? — воскликнул он. — Этому государству, милостивый государь, я служил десять лет, защищая его на фронтах. Я сражался не для того, чтобы ваши полицейские стреляли в меня, как в зайца, и пятнали мою честь. Да, ваши полицейские, не мои! Вы не имеете права учить меня гражданскому сознанию, — задыхаясь от гнева, продолжал Корфонозов, и близорукие глаза его заблестели.
Христакиев хладнокровно выдержал его взгляд.
— Вы забываете, где находитесь, — медленно сказал он с презрительной гримасой. — О вашей чести сейчас не может быть и речи. Я обвиняю вас как соучастника этого человека в убийстве доктора Янакиева. А о ваших заслугах перед Болгарией у нас еще будет время поговорить.
Корфонозову захотелось ударить следователя по его красивому лицу, размозжить эту кудрявую голову с шапкой густых волос.
— Вы не имеете права говорить о моих заслугах! Я вам запрещаю! Майор Корфонозов не может быть убийцей! Негодяй! — прошептал он и, резко повернувшись, дернул дверь и зашагал по коридору к лестнице.
Пристав побежал за ним.
— Господин Корфонозов!.. Нельзя так! Господин Корфонозов, вы должны подчиниться закону… — увещевал Пармаков, пытаясь догнать и задержать его. Но длинноногий Корфонозов продолжал быстро шагать к лестнице.
Пристав нерешительно схватил его за руку и загородил дорогу. На его лице было написано страдание.
— Вернитесь, вернитесь, прошу вас… Я сам вас освобожу, пусть только вас допросят, господин капитан, — зашептал он растерянно и пристыженно.
В коридор уже выглядывали полицейские.
— Войдите сюда, ненадолго… Ненадолго, господин капитан… Ах, какая история! Не надо, прошу вас, не надо… Я ведь погорю на этом, погорю, господин капитан! — чуть не плача воскликнул пристав и ударил себя в грудь.
Корфонозов остановился. Мысль, что пристав из-за него может быть уволен, заставила его вернуться и войти в указанную Пармаковым комнату.
— Господин капитан… Как же это так, что вы с ним… с этим, который во время стачки вел толпу и бунтовал? Но раз уж вы говорите, будьте спокойны, все прояснится. И если у вас есть оружие, отдайте его мне, господин капитан, — говорил пристав, подавая Корфонозову стул и не решаясь оставить его одного.
Корфонозов уселся на стул и облокотился на стол. В комнате, видимо, находился архив, пахло старой бумагой и табаком. Здесь царил полумрак, но Корфонозов не замечал этого, как не заметил и того, что пристав выскользнул из комнаты, осторожно прикрыв дверь. Вся путаница этой ночи казалась ему сном. Левая нога у него дергалась, руки дрожали. Он закурил, осмотрел своими близорукими глазами полки с бумагами, узкое высокое окно, сквозь которое цедился мутный свет, и только теперь понял, что уже рассветает. В душе снова поднялись гнев и тоска, с новой силой вспыхнула обида. «Негодяй, вот негодяй! — повторял он про себя. — И почему я прямо не сказал ему обо всем? Ходили посмотреть на склад из любопытства, я прятал оружие… Какое преступление мы совершили?..» — «Но почему вы стреляли, почему побежали, когда полиция вас окликнула?» — «В этом-то и ошибка. Совершил ее Кондарев. Что он там наболтал? Отрицает, что был со мной, боясь раскрыть тайну? Есть ли смысл скрывать? Все это глупости…»
Постепенно Корфонозов стал успокаиваться. Он слышал, как Кондарева вывели из кабинета. Полицейские проводили его вниз, загремела пролетка. Потом в коридор с громким топотом вошла еще одна группа стражников и послышался голос пристава, который о чем-то их спрашивал.
— Всё там, всё там, в кукурузе! — радостно ответил взволнованный голос, и Корфонозов понял, что вместе с полицейскими, отвозившими раненого Кондарева, откуда — то вернулись и другие.
«Сейчас он будет допрашивать меня. Я ему скажу, где мы были…» — решил Корфонозов, с любопытством рассматривая какой-то непонятный предмет, подвешенный к полке. Только когда вещь блеснула в утреннем свете, Корфонозов увидел, что это просто большие раскрытые ножницы. Дверь открылась. Полицейский заглянул в комнату.
— Вставай! К следователю…
Корфонозов встал и пошел за полицейским.
От допроса Кондарева у Христакиева осталось впечатление, что тот даже не пытается доказать свою невиновность.
Кондарев отрицал, что с ним был кто-то еще, отрицал, что он стрелял, и отказывался сообщить, куда
