– Если угодно. К тому же это недешево.
– Возможно, все просто зависит от вашего физического склада.
– Что именно?
– То, что вы ищете.
Не прерываясь, он сжал одной рукой оба запястья Эшли, успев вовремя спасти его костюмчик от обмазывания значительной массой шоколада, и потащил отпрыска к кухонному крану, где и принялся трудиться над грязнулей с помощью полотенца, ранее обвивавшего мою голову. В процессе этой деятельности он избавил себя от необходимости встречаться со мною взглядом.
– Я хочу сказать, Даггерс, меня всегда изумляло, черт побери, до какой степени вы всеядны, сами понимаете, в каком смысле. Большинство…
– Послушаешь вас, я будто их коллекционирую. Просто подхватываю первую попавшуюся. Как повезет, какие возможности, только и всего…
– Понятно, понятно! Я просто хотел сказать, и с этим вы не можете, стоит вам хоть каплю напрячься, не согласиться, что, пожалуй, большинство мужчин предпочитает какой-то определенный тип…
–
– А ну цыц, маленький мерзавец! – вскинулся Рой, вновь обретая долю утраченного достоинства. – Так вот, гм, сами прекрасно знаете, иным нравятся высокие, другим коротконогие, или там блондинки, или… в общем, ясно. С вами все не так. С вами совершенно невозможно понять, что именно вы предпочитаете. – Он произнес это серьезным тоном и вид при этом имел также серьезный. – Я даже не могу определить ваш основной критерий, именно основной. – Старательным взмахом он завершил работу над умыванием Эшли. – Скажем, как вы оцениваете прелести малышки Пенни? Ну, что она…
– Бросьте, Рой! Не знаю, на что вы намекаете, но бросьте! Даже слышать ничего такого не хочу.
– Ваша реакция мне совершенно непонятна, – заметил он холодно. – Я просто спросил. Ладно. Ну что, маленький бандит, – произнес он, тиская сынка, – что, маленький хулиган, что нам теперь с тобой делать? Пойдем-ка мамочку поищем, а?
Мы быстро обнаружили мамочку в гостиной, где она то ли слушала, то ли просто тихо замерла под пластинку Майлза Дэвиса. Гилберт с хозяйским видом сидел у граммофона, что отлично дополняло эту уютную стихийную атмосферу отчаяния и ненависти. Пенни жестом профессионала-антиквара брала и уплетала шоколадные конфеты, почитывая книжку в мягкой обложке: кажется, стихи, во всяком случае, не прозу. Сбыв с рук Эшли, который с виду так изрядно насытился шоколадками, что даже на время позабыл про свою пожарную машину, Рой повел меня в сопровождении Пышки-Кубышки в сад.
– Раздевалки! – махнул он рукой на какие-то сарайчики.
– Это для будущего бассейна?
– Точно!
– Рой, а что за услуга?
– Услуга?
– Вы сказали, что хотели просить меня об одной услуге.
– Ах да! Просто так, потерпеть мое общество и болтовню. Приятельское общение. В этом доме мне и поговорить-то практически не с кем.
– Вот как? Тоже мне услуга!
Рой завел меня в сарай, забитый пустыми картонными коробками и досками, собранными здесь для какой-то уже забытой цели.
– Хотел переоборудовать эту хибару в лабораторию музыки.
– До или после бассейна?
– Послушайте, Даггерс, да не будьте вы таким мещанином! Хотите вы или нет, а времена меняются. Согласен, Вебер чертовски хорош, но он едва ли так современен, как Веберн. Этот смог бы выдать такое, отчего бы вы так и присели, если бы его не прикончили янки.
– К черту вашу современность, к тому же он умер от несчастного случая, к тому же в возрасте шестидесяти трех лет, к тому же присесть…
– Верди было за восемьдесят, когда он…
– …Если присесть, неловко накренясь, можно громко пукнуть! Рой, прекратите, снова за старое!
– Все, умолкаю!
Мы вышли из сумрачного сарая и направились по невзрачной аллее, там и сям усыпанной сухими ветками. Тени мягкими полосами покрывали ее. Пышка-Кубышка, носом в землю и слегка повиливая вытянутым до упора хвостом, трусила меж придорожных кустов.
– Как вы теперь, присаживаетесь за клавиатуру? – спросил Рой.
– На концертный уровень едва ли потяну, но раз в неделю почти весь день провожу за фортепиано.
– Может, попозже сегодня сбацаем чего?
– Что-что?… Ах, ну да… Конечно, было бы великолепно!
– Как насчет ре-минорной Брамса?
– Тут необходимо соответствующее настроение.
– Ну что ж, тогда подберем что-нибудь менее притязательное. Моцарт – есть возражения?
– Напротив, с радостью! Да, пока не забыл, ради бога, прекратите вы свои штуки с трусами!
Тут я принялся излагать ему проблему, причем не жалея подробностей, чтобы сэкономить время, и лишая его возможности медленно и туго входить в суть вопроса и все такое прочее.
– Чертово гестапо! – произнес он, когда я умолк.
– Китти недоумевает, почему бы вам не купить лишнюю парочку, и, должен признаться, не могу с ней не согласиться. От стольких хлопот бы себя уберегли…
– Ну да, чтобы торгаш-мерзавец крякал: «Не угодно ли еще чего, сэр Рой? Может, дезодорантик или упаковочку пилюлек от импотенции?» А все это дурацкое телевидение. Клянусь, половина моих бед оттого, что никогда не знаешь, какая скотина и где тебя узнает. Всего лишь накануне вечером пробираюсь я по одному жилому кварталу в… неважно где, как вдруг из окна высовывается идиот привратник и орет: «Лифт не работает, сэр Рой, боюсь, придется вам подниматься по лестнице!» Не соблаговолите ли, черт бы вас подрал! И все из-за моих прошлогодних концертов по лондонскому телевидению. Из-за них и еще этой, чтоб ее, дурацкой викторины. Господи, зачем только я позволил себя уболтать в ней участвовать!
Тут я был с ним солидарен, хоть по иным и, возможно, более шкурным соображениям. Однако вслух заметил:
– Если вы считаете, хотя я этого не разделяю, что покупка пары трусов может внушить подозрение, покупайте дюжину. Или же боитесь, этот тип заподозрит, что вы развлекаетесь с дюжиной девочек кряду? Ну и пусть его! Не понимаю, вам-то от этого что?
– Не могу я повсюду таскать за собой дюжину трусов!
– Так и не нужно! Оставьте в своем клубе.
– Это исключено!
– Тогда хотя бы…
– Не желаю больше это обсуждать!
Аллея оборвалась, упершись в калитку о пяти металлических прутьях, за которой было видно поле с двумя беспородными лошадьми посредине. Видимо, Рой посчитал, что его политический престиж пострадал бы, если бы я решил, что лошади принадлежат ему. И он принялся пояснять, что это не его лошади, что те принадлежат тому-то и тому-то. Я же принялся размышлять, а не содержит ли в конце концов воинствующая теория Китти насчет трусов некоего в себе резона. Всякий, кто знал Роя, мог бы ожидать, что в ответ на мое предупреждение в нем возникнет тягостное чувство вины, слегка приправленное смущением, только не эта увертливость, граничащая с вызовом. Кроме того, мысль о неясной услуге не давала мне покоя. Вероятно, в тот момент я не был в подходящем состоянии, чтобы переходить к подробностям, и Рой ждал момента, когда мое сознание притупится похотью, алкоголем или страхом перед грозящим угасанием чувств, преимущественно похоти: тут как раз пришлась бы к месту тема Пенни. Я решил рискнуть, для его же блага, и подвести его к сути поближе, раз уж ему так трудно сдерживаться, и первый запустил в ход пешку:
