болонок, никогда не заведет кавказскую овчарку. И наоборот.
Белорусская дворняжка прекрасно осознавала всю тяжесть предстоящей работы. Если она, говоря языком разведчиков и шпионов, «проколется», «спалится» – страшный конец неизбежен. И ей самой, и ее благодетелю Владимиру Владимировичу – полный абзац. Ну а если все сложится хорошо, она всю жизнь потом будет работать на Вову, своего благодетеля…
Стоит ли подробно останавливаться на том, как планы Кости помогли подготовить благодатную почву для осуществления планов Вовы-секретаря? Не стоит. Все и так понятно. Вова ликовал, радовался искренней детской радостью, и каждая клеточка его хилого тельца пела от восторга. А тут еще удалось больно лягнуть Шопова и рикошетом зацепить Паукова! Узнай Вовик сейчас, сидя за великолепным письменным столом Рашида Владленовича, что Пауков мертв, а Шопов пару минут назад послал Евграфова на хер, он бы не сдержался и заорал во все горло: «Виват!» И пусть бы медперсонал элитарной клиники счел его сумасшедшим, плевать! Он теперь второй человек в фирме, и у него нет ни одной акции, зато у него есть теперь море, океан власти!
Рашид Владленович зашел в свой кабинет так, будто был обычным посетителем, скромным просителем, а не полновластным хозяином.
– Что же вы на пороге стоите, Рашид Владленович? Проходите, садитесь за стол, я вам его сейчас с удовольствием освобожу.
– Вы можете побеседовать со Скворцовым, Владимир Владимирович. Медсестра ждет в коридоре, она вас проводит.
– Все обошлось?
– Да, к счастью.
– Ну вот! А вы боялись… До свидания, Рашид Владленович, расписка на столе, почитайте на досуге. От Скворцова я сразу поеду к Вадиму Борисовичу, потому и прощаюсь… Да, чуть не забыл, зачем был послан. Наркотики… ох, простите, оговорился, снотворное позвольте получить.
– Возьмите. – Рашид Владленович вытащил из кармана белоснежного халата плоскую металлическую коробочку. – Здесь две дозы. В вену укол сделать сможете?
– Господь с вами! У нас на фирме медсестра есть. Колоть – ее дело. Будьте здоровы, доктор, еще увидимся. И последнее. Запомните: что за снотворное принимает Вадим Борисович, во всем мире знают только три человека: вы, я и он. Медсестра не в счет. Те же трое знают и про ваши подвиги в девяносто первом году. Хочется верить, что число посвященных всегда будет равняться цифре «3». Вы меня понимаете?
– Да, вполне…
– Вот и отлично, прощайте…
Вова покинул кабинет, излишне громко хлопнув дверью. Рашид Владленович угрюмо взглянул на монитор. Телеизображение Скворцова открыло глаза и смотрело в объектив видеокамеры, казалось, с немым укором. Рашид Владленович отвернулся от монитора, тихо выругался, подошел к своему столу, потянулся за листком бумаги, за этой нелепой, абсолютно не нужной распиской.
На фирменном бланке клиники каллиграфическим Вовиным почерком была написана одна короткая фраза: «Расписка. Сим удостоверяю, что ты, морда азиатская, и в дальнейшем будешь делать все, что я прикажу! Владимир».
Рашид Владленович смял бумажный листок в кулаке и затравленно посмотрел на телевизионный экран, куда бесстрастная камера исправно транслировала изображения Виктора Скворцова и мирно беседующего с ним Владимира Владимировича.
Жаль, что телевизионная связь между кабинетом главного врача и палатами была лишь визуальной, жаль, что Рашид Владленович не смог услышать рассказ Виктора. Бедняга Скворцов уже рассказывал свою историю бандиту Гуле, Раисе Сергеевне, Акеле и, пересказывая все те же события в четвертый раз, излагал все кратко, складно и сухо, без лишних эмоций и отступлений. Есть такая форма психотерапии – человека заставляют раз за разом пересказывать события, которые негативным образом сказались на его душевном спокойствии, и каждый повторный рассказ заставляет заново переживать неприятные эмоции, но с каждым разом они переживаются все менее остро. Опытный врач Рашид Владленович, услышь он рассказ Виктора, смог бы с легким сердцем констатировать практически полное восстановление нервной системы пациента после угрожающих его здоровью душевных и физических потрясений.
Но Рашид Владленович не слышал Виктора. Вместо него рассказу внимал секретарь Вова, представившийся Скворцову как коллега Шопова.
– Благодарю вас за рассказ, – вежливо сказал Вова, когда Виктор закончил историю своих злоключений. – В этой больнице у пациентов не отбирают одежду. Вон там, в углу, видите шкафчик? В нем ваши вещи, вычищенные и отглаженные. Я сейчас, Витя, оставлю вам свою визитку. Вот видите, открываю шкафчик, кладу визитку в… в карман куртки. Видите? Если что случится, позвоните, я помогу.
– Мне кажется, все, что со мной могло случиться, уже случилось, – устало ответил Скворцов.
– Дай Бог, если так. Но вдруг чего, звоните. Мне трудно вам объяснить все тонкости своих взаимоотношений с Антоном Александровичем Шоповым. Но учтите: мы сослуживцы и только, отнюдь не друзья. Запомнили?
– Запомнил.
– Это хорошо. До свидания, Виктор, выздоравливайте.
Вова вышел из одноместной, как и все здесь, палаты Скворцова, жестом остановил медсестру, дескать, сам найду дорогу, и бодренько зашагал по ковровой дорожке к лифту.
В лифте он нажал кнопку с № «0». На нулевом этаже была устроена автостоянка. Здесь Вовика дожидался личный шофер за рулем «Мерседеса», ничуть не уступающего шоповскому.
Под придирчивым взглядом охранников Вова уселся на место за шофером, самое безопасное, и достал из внутреннего кармана ладно скроенного пиджака трубку сотового телефона.
«Мерседес» покинул лечебное учреждение тем маршрутом, который больничные работники называли «служебным». Машина вынырнула на поверхность с тыльной стороны здания, чуть задержалась, пока открывались грубоватые в сравнении с парадными служебные ворота, и бодро понеслась в ночь.
Сидя в мягком кресле, Вова лихорадочно вспоминал номер нужного телефона. Так бывает: когда очень волнуешься, из головы выскакивают привычные телефонные номера, адреса, имена…
Вова волновался. Очень волновался. Рассказ Скворцова стимулировал его на решительные действия. Доброй половины из того, что сообщил Виктор, он не понял, но твердо уяснил главное для себя – если сейчас, сегодня ночью, провернуть давно задуманное, все подозрения падут либо на Костю, либо на Акелу. Второго такого шанса уже не будет. Надо спешить.
Телефонный номер вспомнился внезапно. И как только он мог запамятовать такую простую комбинацию цифр?
Абонент на другом конце провода ответил после второго гудка.
– Слушаю вас, – прохрипела мембрана.
– Сашу позовите, пожалуйста, – попросил Вова.
– Вы ошиблись.
– Простите.
– Ничего страшного… – Пенсионер дядя Леша повесил трубку.
Вот подвезло дяде Леше! На такую работенку не пыльную устроился. Сиди себе дома, слушай звонки, запоминай. И за такую чепуховину исправно переводят на книжку по сто долларов (в рублевом эквиваленте, конечно) ежемесячно!
Дядя Леша взглянул на часы. Стрелки на стареньком, как и все в его доме, циферблате сообщали, что сейчас без семи минут полночь. Перезвонить ему должны ровно в двадцать четыре, есть еще время поставить чайник. И-э-э-х, во времена пошли, ему деньжищи платят черт-те за что, а сноха на заводе третий месяц зарплаты не видит. Странное время.
Ровно в полночь телефон дяди Леши зазвонил. Старичок снял трубку, малость послушал тишину, хрипы и щелчки, чужое ровное дыхание и старательно произнес:
– Звонили. Просили Сашу.
Трубка ответила короткими всхлипывающими гудками. Дядя Леша никогда не слышал голоса того, кто звонил ему в определенные, заранее оговоренные с другими людьми часы.