запрет, и эта боль давала уверенность в успехе задуманного.
'Он действительно бешеный', - вспомнилась характеристика капитана, которое дали ему подчиненные. Так, бешеный, но в лучшем смысле этого слова. И его летчики гордились этим, шли за ним везде ...
Солнце светило теперь в затылок. Низкое, багровое солнце. Так же багрово отсвечивали столбы пыли, полосами стояли над вражеским аэродромом. Мирная вечерняя картина, но сейчас она вызывала у лейтенанта такую злорадство, которого не испытывал никогда. Да, это тот же аэродром. 'И там нас не ждут, там не допускают даже мысли о том, что серо-серебристые' грифоны 'морской отойдут так далеко от моря, решатся штурмовать сухопутный аэродром в степи ...' Теперь Удовиченко стало понятно и почему капитан прекратил его доклад резким: 'Не болтай!', чтобы не разоблачить себя радиоперемовамы заблаговременно.
Низкое солнце светило в спину и тени 'грифонов', которые шли на большой скорости, скользили впереди, удлинялись, убегали, то приближались, обтекая курганы, хутора и буераки. Место в строю справа капитана позволяло Удовиченко видеть только голову Тарана, его круглый белый шлем со щитком светофильтра. Лейтенант добавил обороты и вышел вперед, рядом с капитаном. Увидев ведомого боковым зрением, Таран вдруг улыбнулся. Совершенно неожиданно улыбнулся и, кажется, подмигнул ободряюще.
И лейтенант увидел, что лицо у него не сухое и жесткое, а хорошо. И он также улыбнулся в ответ своему командиру.
По курсу уже различались 'ЛаГГ-3' с зализанными фюзеляжами, с закругленными плоскостями крыльев. Возле них толпились автозаправщики и технические машины, возились люди. Но все еще не замечали самолеты, которые уже легли на боевой курс. Их прятали в своих ослепительных лучах заходящего солнца. Они могли только слышать - гул пары самолетов. И они его услышали, но слишком поздно ...
Одним движением головы капитан приказал ведомом занять исходную позицию, его самолет скользнул чуть в сторону и вышел на одну прямую со взлетной полосой, где как раз готовилась взлететь тройка 'ЛаГГ'. На долю Удовиченко приходилось сложнее - удар по стоянкам самолетов противника, это было понятно и без команд.
Лейтенант ждал появления в прицеле крайней самолета, готовясь открыть со всех четырех стволов огонь по скоплению вражеской техники.
- Бей, лейтенант, бей смело! - Капитан нажал на гашетку раньше и уже не таясь включил рацию. - Выходи вперед и скважин, прикрою ...
В глазах мелькали и Удовиченко не видел, куда попадают его снаряды. Слишком велика была угловая скорость у земли. Когда он оглянулся, то мог бы увидеть, как вспыхивали и горели автомашины, самолеты, как в клубах дыма металась аэродромная обслуга. Мог бы, но для этого нужно было оглянуться, а он очень боялся потерять из виду своего командира и потому не решился взглянуть назад даже мельком. И ему показалось, что своей стрельбой не нанес врагу никакого вреда. Вот Таран - да, он не промахнулся. На старте горели три самолета. Прервав взлет, они широко разбросали свои тела, разобщенные на части по всему полю аэродрома, горят ясным пламенем. А он? Что он ...
Пройдя весь аэродром, капитан перевел 'грифон' в набор высоты и развернул его на обратный курс, в сторону ослепительного солнца, к морю.
- Лейтенант, видишь меня. - Голос был веселый. - Давай курсом на солнце. Идем домой ...
На взлетной полосе полыхали отдельные очаги. А на стоянке огонь и дым стелился на всю ее ширину. Уже на обратном курсе Удовиченко видел, как стреляли зенитки из укрытий за чертой аэродрома. Там все еще что-то взрывалось, фонтанировало грязным пламенем.
Уже когда приземлились, капитан подошел к Удовиченко, дружески хлопнул по плечу.
- А ты, салага, вообще ничего истребитель ...
В далекий край товарищ улетает ...
С одной стороны стационарный аэродром примыкал к шоссе Москва-Минск. С другой стороны проходила линия пригородных электричек Минской железной дороги. С первого же взгляда на аэродром было видно, что Советская Родина не пожалела сил и средств на создание Военно-Воздушных Сил.
Аэродром имел бетонированные взлетно-посадочные полосы и асфальтированные площадки стоянок. Для самолетов были возведены ангары из гофрированного металла, авиаремонтные мастерские, склады и многое другое, без чего невозможно сложное авиационное хозяйство, и все это было расположено в капитальных зданиях.
В авиационном городке, где жил летный и технический состав, были возведены пятиэтажные дома, рядом было создано спортивный городок с настоящим футбольным полем. А в гарнизонном клубе - лучше столичные театры, между прочим - еженедельно выступали московские знаменитости, на концерты которых даже в первопрестольний билет было трудно достать.
Полк назывался весьма загадочно - Драп-2 ОН [18]. В штабе молодым сержантам, которые только что прибыли из училища объяснили эту загадочную название: 'дальний разведывательный авиаполк'. А почему цифра '2'? Потому, что созданный на базе второй эскадрильи учебного авиаполка, который перебазировали на восток, подальше от зоны боевых действий. Отсюда и номер.
Но самыми загадочными в названии были буквы 'ОН'. Молодым летчикам объяснили и это сокращение: 'особого назначения'. Однако это объяснение совершенно ясности не прибавило, оно так и осталось для молодых пилотов непонятным. И потому, что вторая эскадрилья была оснащена транспортными самолетами Ли-2 [19], лицензионный близнецом американского DC-3, с опознавательными знаками ГВФ [20], они не придали какого значения. Правда, укомплектована эта эскадрилья была опытными пилотами из Гражданского Воздушного Флота, которые провели в воздухе не одну сотню часов. И летали они больше в полку ...
Полк вооружали новыми скоростными бомбардировщиками Пе-2. И не просто новыми самолетами, а специальной разведывательной модификацией этой машины. Пе-2 были запущены в производство осенью 1940 года и только-только начали поступать в некоторые бомбардировочные полки. Но разведывательные части вооружались новыми машинами в первую очередь. 'Пешко' в разведывательном варианте отличались от серийных пикирующих бомбардировщиков довольно существенно. У них была герметичная кабина, а экипаж состоял только из летчика и штурмана. На разведчики задавали полученные из США - пока в СССР не развернут собственно производства на одном из заволжских моторных заводов - английские лицензионные высотные двигатели 'Мерлин', мощностью в полторы тысячи лошадиных сил с высотными турбокомпрессорами. Это позволяло Пе-2Р летать на высотах более двенадцати тысяч метров со скоростью
