то и глубинная суть института особых порученцев, что сдаваться им некому, кроме докторов из дурдома...
Что ж делать-то, а?
А ведь ничего другого не остается, кроме как выполнить первое после долгих лет ожидания, и вообще, первое в жизни особое поручение...
Олег проснулся...
Уфф-ф... Слов нет, одни буквы...
И надо же присниться такому! Кошмар! Надо срочно посмотреть в окно, на солнце, и, как учила бабушка, произнести: куда ночь, туда и сон...
Змеев вскочил с постели, зевая, подошел к окну, дернул штору и зажмурился от яркого света звезды по имени Солнце. Вслух послал сон вслед за минувшей ночью с пятницы на субботу, после чего потопал на кухню пить утренний кофе.
— ...В понедельник Михаил Сергеевич Горбачев посетит мебельный комбинат в городе Энске, — доверительно сообщила вечно работающая на кухне радиоточка. — На встрече с мебельщиками товарищ Горбачев ответит...
На что ответит товарищ Горбачев, Олег уже не расслышал, вышел из кухни, едва туда заглянув, — в жестяной банке кофе обнаружилось всего два зернышка.
Змея учили остерегаться любых привычек и очень стараться их не заводить, но Олег нарушил заветы и взял себе за правило пренепременно начинать день с чашечки крепкого кофе. Конечно, можно было и чая хлебнуть натощак и сбегать за кофе, однако пачка со слоном иссякла на прошлой неделе, а купленный ей взамен краснодарский крупнолистовой на поверку оказался таким дерьмом, что ни в сказке сказать ни пером описать.
Олег быстренько оделся, напялил на себя люмпенскую «тройку» — джинсы, кроссовки, футболка, забежал в туалет, проверил карманы на предмет наличия кошелька, в котором лежала вся полученная позавчера зарплата плюс квартальная премия, и вышел за дверь с «глазком», ту самую, что сегодня ему приснилась.
Проживал Олег Змеев в «однушке» на втором этаже «хрущобы». Всего два лестничных пролета до площадки первого этажа, еще шесть ступенек, шаг мимо пахучего закутка с дверью в подвал, толчок дверей с мутными стеклами, и он на свежем воздухе. Лицом к лицу с пенсионером Юшкиным, жильцом с четвертого этажа.
— Здрасте, — кивнул Олег, намереваясь обойти толстяка Юшкина, да не тут-то было.
— Ты погоди. — Толстяк встал на пути скалой. — Погоди-ка, погоди. Ты мне скажи, ты видел, чего на стенках у нас за ночь хулиганы понаписали?
— Где?
— У моего этажа.
— Нет, не видел. Зачем мне к вам на этаж подниматься?
— А ты подымись, подымись! За ночь все в подписях, «Цой», написано, «жив», прям углем на побелке. Эт пацан из девяносто третьей напакостил, точно тебе говорю! В девяносто третью я звонил, там щас никого. Покуда до магазина гулял, — пенсионер потряс авоськой, — надумал я в милицию заявление писать. Ты подпишешься? Ты через сколько вернешься? А то все на дачах, а с одной моей подписью в отделении косо посмотрят. С тобой подпишем, и я дежурному понесу, пусть только попробует не отреагировать!
— Не знаю я, во сколько вернусь, — соврал Олег и бочком-бочком обошел толстую тушу, обогнул, вырвался на оперативный простор. — Спешу я, извините.
И Олег поспешил к углу дома, благо парадное последнее, угловое.
— Ты от общественности-то не отлынивай, э! — неслось вслед. — Я и про тебя могу написать, как от общества отлыниваешь, э!..
Олег скрылся за углом, замедлил шаг, вздохнул и только сейчас почувствовал: экая благодать на воздухе! Тепло, свежо, сиренью пахнет. Хорошо на улице! И тихо. На дороге, что за домом, ни одной машины, переходи ее когда и как хочешь. И даже жалко немного, что до палатки, где можно купить приличные кофейные зерна, — рукой подать.
Последние год-два подмосковный городишко, где жил обыватель Змеев, где оцепенел в ожидании порученец Змей, весной — летом — осенью по выходным буквально вымирал. Такое было обманчивое впечатление, что чуть ли не все горожане на выходные отчаливают на свои «дачные» сотки. Таковых соток городские власти раздали немерено, проявив воистину коммунистическую щедрость вкупе с чутким пониманием частнособственнических интересов народонаселения.
Приятный утренний моцион-поход за кофе Олег растянул аж на двадцать минут. К родной красно- кирпичной пятиэтажке он подошел с другой стороны, чтобы пройти мимо всех парадных, по двору, а не там, куда выходят окна старика Юшкина.
Предвкушая удовольствие от дебютной чашечки кофе, Олег брел вдоль череды парадных, жмурился на солнце и мечтал об отпуске. Вчера, например, главный редактор держал всех подчиненных до половины двенадцатого. Вчера в семичасовых новостях по телевизору впервые сказали о предстоящем визите Горбачева в Энск, и главный тормознул сегодняшний номер, который уже печатали в типографии. Газету срочно переверстывали, и сегодня она появится в почтовых ящиках только к вечеру, зато со злободневной передовицей.
Трудился Змей в городской многотиражке. Работал с компьютерами, отвечал за исправное функционирование программы «Лексикон», заведовал единственным на всю редакцию ручным сканером и электрочайниками, которые то и дело перегорали.
В отпуск законсервированный особый порученец, понятно, никуда не поедет, однако отдохнуть от общения с коллективом газетчиков, каждый из которых мнит себя гением пера, тоже благо. Особенно, если учесть тот факт, что все местные гении держат скромного программиста за козла последнего.
Не спеша Олег Змеев вошел в свое парадное, поднимаясь по лестнице, достал ключи, поднялся на второй, свой этаж и...
И Олег Викторович Змеев, нелюдимый среднестатистический гражданин Советского Союза, едва взглянув на знакомую до последней потертости дверь, перестал существовать. Здоровым телом Олега Змеева мгновенно завладел особый порученец Змей.
Змей моментально понял, отчего вместо линзы «глазка» зияет сквозная дыра. В «глазок» стреляли. Очевидно, с близкого расстояния. Скорее всего из оружия, снабженного глушителем, иначе выстрел услышал бы активный сосед Юшкин с четвертого этажа, и даже в соседних домах могли бы расслышать.
Твердой рукой Змей вставил ключ в скважину, повернул, толкнул. Ужом проскользнул в прихожую. Увидел труп на полу и сразу узнал мужчину с дыркой вместо правого глаза.
На полу в прихожей лежал Руслан Сагболян, один из дюжины действующих особых порученцев по кличке Витязь.
2. Никогда нельзя расслабляться
Получив особый статус порученца во времена Андропова, Руслан отбыл по месту жительства и рождения в город Баку. Когда же в новые времена в жарком городе Баку случился геноцид армян, Сагболян, как и многие его соплеменники, бежал в Москву. Ему очень хотелось остаться, наплевать на присягу и мстить, мстить, мстить гражданам титульной нации Азербайджанской ССР. Но в порученцы отбирали людей, способных сдерживаться. И Руслан сдержался. Почти. Навсегда прощаясь с городом детства, он таки отправил на суд к Аллаху десяток фашиствующих националистов.
Москва встретила беженца неласково. Перебиваясь с хлеба на квас, потихоньку вживаясь в Москву, Витязь, как того и требовали инструкции, отослал письма с подробным отчетом обо всем с ним произошедшем по адресам, заученным наизусть годы тому назад. И спустя шесть месяцев на него вышли «шмели». Полгода понадобилось «шмелям» для проверки отчета Витязя. Шесть месяцев Руслан ждал в том числе и выстрела в затылок.
Прошлой весной судьба совершенно случайно столкнула Олега Змеева с Русланом Сагболяном. Впрочем, некоторые вполне серьезные ученые утверждают, мол, никаких случайностей вообще не бывает, дескать, время течет из будущего в прошлое, а не наоборот, и все уже предопределено. Однако речь не об этом.
