Он с ума спятил?..
Он совсем дурак?..
Он...
Ага!..
Поняла!..
Я поняла! Взглянула на себя его глазами, поставила себя на его место и все поняла!
Седобородого выдернули из дому без объяснения причин, его привезли... то есть доставили сюда, конвоировали в квартиру, и что он видит? Разгром! Перевернутый столик, битую посуду, смятую коробку с тортом, оторванный милицейский погон. А на диване заметно помятый, измазанный после валяний по полу, обалдевший Мастер и я рядом, вся такая-никакая, типа шальная, то есть ошалелая. А напротив в кресле сурово-шикарный государев человек. Картина такая, будто бы нас с Гришкой арестовала группа захвата и сейчас допрашивает. Седобородый дурень возомнил, что его сюда доставили в качестве свидетеля, знакомого с ОБВИНЯЕМОЙ. Возможно, с государственной преступницей!.. Ненавижу!..
— Послушайте, вы! — Я выпрямила спину, расправила плечики. — Вы, козел вонючий! Меня, если хотите знать, специально внедрили в вашу вонючую фирму, чтобы выяснить, как там у вас с черным налом! Ясно вам?!
Отец рассмеялся. Гриша вообще осоловел от непоняток, грузанулся по полной. Сопровождающий козла вонючего субъект остался беспристрастен (как Терминатор), а сам козлище захихикал, сволочь, глядя на моего отца с подобострастием! На моего папу!
— Напрасно хихикаете. — Лицо отца будто покрылось коркой льда. Ледяное лицо повернулось к седобородому строго в фас. — Уклонение от неуплаты налогов — серьезное преступление.
До козла как-то сразу (моментально!) дошло, что отец (мой папа!) вовсе не шутит. Козлище захлебнулся хихиканьем, попятился и наткнулся спиной на грудь сопровождающего (конвоира).
— Что с ним делать? — равнодушно поинтересовался роботоподобный субъект.
— Расстрелять! — азартно рявкнула я, и сидящий рядом со мной Гриша вздрогнул, а у козлищи щеки приобрели цвет его бороды.
— К сожалению, у нас в Отечестве введен мораторий на смертную казнь, — подыграл мне отец (мой замечательный папа!). — Вот как мы поступим: мы его отпустим. Пусть сам решает, что с собой делать, как жить дальше. Скажем, до завтрашнего полудня пускай имеет возможность принять самостоятельное решение, и, если оно будет верным, это, безусловно, зачтется. Уведите! И отпустите его где-нибудь... Докуда вас прикажете подвезти, любезный?
Козлина изобразил ртом, как дышит выброшенная на берег рыба.
— Понятно, — кивнул отец. — Везите домой с заездом в аптеку. Успокоительные за мой счет.
Субъект развернул объект на сто восемьдесят градусов и повел рыбокозла прочь. «С сильным не дерись, с богатым не судись», — захотелось крикнуть ему вслед и добавить, что Государство и сильнее, и богаче любого из граждан. Нормальное государство. Такое, каким обязательно будет наше. Теперь я в это поверила. Я поверила в сказку...
Что ж, завтра не только ментовскую службу собственной безопасности ожидает сюрприз, но и налоговую полицию тоже. Завтра, с утра пораньше, стараниями моего заступника, моего папы. Надо будет как-нибудь с папой по городу покататься на какой-нибудь нагло-новенькой иномарке, чтобы гаишники нас останавливали как можно чаще в надежде срубить бабло по-быстрому, размечталась я. С небес на землю меня вернул Гриша:
— Что-то я косячу, — пожаловался Мастер. — Сплошные косяки, блин, не догоняю я что-то.
— Гриша, будь другом, — обратилась я к нему ласково, — сгоняй за бутылкой.
— Точно, без бутылки не разобраться. — Мастер, вставая с дивана, пообещал: — Я скоро вернусь.
— А вот этого не надо. Возвращаться не надо, Гриша. Один выпей или с моими родите... то есть, я хотела сказать, с моей мамой, которая никогда не станет твоей тещей, и с ее мужем, с обезьяном вонючим. И передай обезьяну вонючему, что теперь появился другой взрослый мужчина, который будет меня поучать. Что я нашла... в смысле меня разыскал мой... мой родной папа. — Я впервые назвала его папой, первый раз произнесла это слово вслух, и теперь он смотрел на меня во все глаза, а я уставилась в пол...
Слава богу, Мастер не решился спорить или задавать глупые вопросы. Слава богу, Гришка ушел по протоптанной множеством грязных подошв дорожке, сгинул за незапертой дверью на лестницу. Наконец-то мы остались одни. Я и мой отец.
— Папа, — я подняла глаза, — скажи, пожалуйста, значит, я — Олеговна, и фамилия у меня Змее-ва, да?
— Нет, девочка. Имя у меня другое, не Олег и не Игорь. Оперативный псевдоним, который стал фольклорной притчей во языцех у молодых сотрудников, действительно Змей, но кто ж дает спецагенту псевдоним как производную от фамилии? Это автор придумал упростить идентификацию литературно- фольклорного персонажа, а я, разумеется, не возражал. Зачем тиражировать имя собственное под книжной обложкой?
— Значит, книжка все-таки выйдет?
— А почему бы и нет? Что мешает?
— Значит...
— Минутку, — мягко оборвал меня папа. — У тебя ко мне полно вопросов, и у меня к тебе тоже, однако здесь неуютно, правда? Пошли-ка отсюда, а? Поехали ко мне. У меня нора, слишком большая для одного Змея, я частенько уезжаю в... э-э... в командировки, и, если хочешь, ты могла бы...
— Хочу! — перебила я папу невежливо, но он совсем-совсем не обиделся.
Вместо эпилога
— Змей, проснись! Задумался, как бы меня того-этого? Зря башку напрягаешь. Проваливай! Охотнику охота покувыркаться на травке.
— Кувыркайся... — Прыжок Змея вышел нереально молниеносным. Опровергнув все школьные законы физики, он без подготовки — даже без намека! — подбросил себя вперед и вверх. Стоял сутулый, уронив руки, на прямых ногах, дышал ровно, и будто не сам подпрыгнул, а какая-то сила его подбросила. Быть может, то была сила воспротивившейся очевидному воли?
Подброшенные вверх колени Змея согнулись и разогнулись быстрее, чем это способен зафиксировать глаз. Подошвой правого полуботинка Змей вышиб из левого кулака Охотника гранату. «Лимонка» улетела за борт «Невского экспресса», ее снесло ветром, она упала и покатилась, поскакала по крутизне склона. Каблук другого полуботинка врезался под диафрагму Охотнику с такой силой и под таким углом, что торс террориста буквально снесло в проем с мелкими осколками стекла по краям. Вслед за торсом из тамбура исчезла и нижняя половина его тела, столь стремительно, словно Охотник сам оттолкнулся от пола. И его закрутило в потоке рассекаемого экспрессом воздуха, его шибануло о твердь железнодорожной насыпи, он кубарем покатился по крутизне склона.
Минули положенные секунды, рванула «эфка». Далековато от того куска мяса с переломанными костями, которое несколько секунд тому назад называлось Охотником. Скорее всего взрывоопасная начинка его карманов сдетонировала не по вине гранаты, хотя и чуть позже, чем рванула она. А впрочем, какая разница?..
Внизу, под горкой, на изрядном расстоянии от путей, уносящемуся на север экспрессу как будто салютовал оружейный праздничный залп, и под весенней синевой неба распустился огненно-оранжевый веер.
