чем в северных широтах, солнце; уходящие ввысь почти от самой кромки берега пепельно-серые, а порою голубоватые с чернью скалы; старинные, взбирающиеся в гору крепостные стены и развалины древних храмов на островах; белые домики под красной черепицей в гуще олеандровых, лимоновых, померанцевых, оливковых рощ… В конце декабря здесь цветут розы и гвоздики, а к Новому году нередко белым цветом покрываются ветки миндальных деревьев. «Потрясающая, волшебная обстановка, которая заставляет забывать все окружающее и превращаться всем своим существом в одно зрение», — писал русский путешественник В. Г. Вейденбаум, в самом начале нашего века посетивший Далматинское побережье Адриатики.
Трудно себе представить, что может быть и по-другому, кажется, будто столь безмятежно спокойно здесь всегда. Но…
С приближением осени, в самую ясную еще пору, вершины гор вдруг затягивает туманная дымка. Сгущаясь, она постепенно превращается в сплошную пелену клубящихся туч. Надвигается бoра, свирепый штормовой ветер. По словам очевидца, русского литератора, современника Пушкина, Павла Свиньина, шторм на Адриатике «так же ужасен, как в Америке ураган». Когда начинается бора, «все принимают свои предосторожности, — писал Свиньин. — Земледелец оставляет плуг и спешит укрыться в низменной хижине своей, пастырь загоняет стада во рвы, мореходец ставит парусы и бежит далее от берегов, при которых свирепствует бора с большею ожесточенностью; но и в открытом море должно убрать все паруса, опустить верхи мачт и корабль предать на произвол его… Вырвавшись из ущелий гор, с свистом стремится бора на берег морской, подымая столбы пыли, песку и древесных листьев и ниспровергая все, попадающееся ему на пути. Коснется поверхности моря — и воды закипят, заклокочут и покроются белою пеною, которая в тонких брызгах быстро носится с порывами ветра. Ужасный ветр сей свирепствует в Адриатике иногда по нескольку недель в зимнее и осеннее время и причиняет много несчастий, особливо маленьким судам».
С описания такого шторма, поглотившего маленькое судно, и начинается эта повесть о приключениях юного моряка Бошко, который в конце XVII века родился и жил на одном из парусников знаменитого Бокельского флота.
Которский залив в течение столетий был известен историкам, географам и навигаторам под названием Бокке ди Катаро или Бока Которская.[9] Несколько обширных, подобно норвежским фьордам уходящих глубоко в материк и соединенных узкими проливами бассейнов в совокупности образуют одну из лучших бухт мира. В разных углах этой бухты, на разных ее сторонах лежат знаменитые в истории европейского мореплавания города Херцегнови, Рисан, Пераст, Котор, Тиват (откуда родом А. Станичич). История некоторых из них уходит в седую древность…
По преданию, уже в 809 году здесь возникла так называемая Бокельска мориарица — Бокельский флот, сословное морское братство, объединявшее кораблестроителей всего края, судовладельцев, моряков, мастеров разных корабельных специальностей. Главою этого братства бокелей и одновременно носителем власти в Которе и его окрестностях был адмирал, которого выбирали всем миром. Правда, в средние века, ища опоры и поддержки в борьбе против иноземных завоевателей, и прежде всего османских, бокели, как и жители многих других далматинских городов, были вынуждены признавать верховную власть могучего тогда Венецианского государства. Крылатый лев — эмблема и символ могущества «республики святого Марка», как называли Венецианскую республику, — в какой-то степени обеспечивал военную защиту судам и городам бокелей и свободу торговли с городами итальянскими, внутри же у себя Бока Которская управлялась в соответствии со своими старинными традициями и обычаями.
Уже в XIV веке Котор имел свои верфи. В 1463 году здесь был создан письменный статут братства, являющийся ныне ценным историческим документом. В течение столетий суда бокелей бороздили Мировой океан — от южных морей до высоких северных широт. «Мало найдется бокелей на берегах залива, которые не побывали бы в Измире, Александрии, Стамбуле, Одессе, а многие были в Америке и других краях. Случалось, они уходили в море и по десять лет не возвращались домой», — писал о бокельских моряках знаменитый сербский ученый, историк и филолог Вук Стефанович Караджич, в 1834–1836 гг. путешествовавший по Черногории и Боке Которской.
В середине XVI века которанин Иеролим Бизанти плавал в Индию; спустя семь лет он погиб вместе со своей галерой во время знаменитой битвы объединенных войск и флотов европейских государств с турками при Лепанто (7 октября 1571 года), участником которой, как известно, был и скромный кастильский идальго Мигель Сервантес де Сааведра… В XVII веке уроженец Пераста Антун Грубаш составил первые гидрографические карты Адриатики, а во второй половине XIX века Петар Замбелич из Луштицы исследовал Магелланов пролив и воды Антарктиды…
Среди бокелей было много разносторонне образованных людей, которые благодаря тесным связям с Италией имели возможность учиться в тамошних университетах, в том числе в знаменитом тогда Падуанском. С самого начала XVI века в Которе стали устраивать театральные представления. Они происходили сперва в старинном храме святого Трипуна, считавшегося покровителем бокельских моряков, а затем в салонах местной знати и даже в монастырях.
Веками существовали в Боке школы мореплавания и навигации, куда, между прочим, в поисках подготовленных матросов и офицеров для российского флота обращался император Петр Первый. В 1697 году по его просьбе Морская академия в Венеции приняла «для прохождения наук» группу молодых русских дворян. Обучение их доверили профессору этой академии, уроженцу Пераста Марко Мартиновичу (1663– 1716), известному навигатору и гидрографу, а также ученому-математику, педагогу и даже поэту. Венецианский сенат предоставил Мартиновичу для его русских питомцев специальное судно, на котором они совершили два учебных плавания по Адриатическому морю. Во время второго из них Мартинович привел русских кадетов в Пераст, где три летних месяца 1698 года они готовились к выпускным экзаменам. В морском музее Пераста до сих пор хранится сделанный неизвестным местным художником портрет Марко Мартиновича, окруженного своими русскими учениками.
Примерно тогда же, согласно сюжету нашей повести, Марко Мартинович пригласил в свою школу и юного Бошко. Вполне можно предположить, что Бошко мог бы повстречаться с нашими соотечественниками, плавать с ними на одном судне… И вот вам еще один сюжет с богатейшим развитием для новой повести…
Следуя приглашению Петра I, многие из бокелей стяжали впоследствии лавры на службе великому славянскому государству. Почетное место в истории русского флота принадлежит уроженцу Пераста адмиралу Матии Змаевичу (1680–1735), который командовал отрядом галер в Гангутском сражении и стал членом Адмиралтейств-коллегий. Одним из создателей Черноморского флота был адмирал Марко Войнович (1750–1807 или 1812), некоторое время бывший российским послом в Персии. Адмиральские орлы украшали эполеты Петара Вучетича, Ивана Войновича, Марко Ивелича и многих других их соотечественников.
В начале XIX века, до наполеоновских войн, Бокельский флот насчитывал около пятисот кораблей дальнего плавания, причем, по словам современников, «исключая малых, все они вооружены пушками от шести до двадцати восьми». Для сравнения напомним, что флот знаменитой Дубровницкой республики (тогда ее чаще называли Рагузской) состоял примерно из шестисот судов, хотя Дубровник был гораздо богаче Котора, а в английском флоте в 1808 году было до восьмисот военных кораблей.
Бокели славились не только как искусные моряки, но и как неустрашимые воины, храбро сражавшиеся в течение столетий и против османов, и против австрийцев, и против разномастных пиратов.
В 1806–1807 гг. черногорские и бокельские отряды активно помогали русской эскадре, пришедшей под командованием вице-адмирала Д. Н. Сенявина в Боку Которскую, чтобы воспрепятствовать наполеоновским планам завоевания Далматинского побережья и Черногории. Бокели оказали существенную поддержку морякам и солдатам Сенявина и его сподвижников не только на суше, но и на море: «В несколько дней снаряжено на собственный счет жителей и вышло в море для поисков тридцать судов от восьми до двадцати пушек, что по малоимению малых военных судов при флоте было великою помощию», — писал участник экспедиции Сенявина русский моряк Броневский. На офицеров и матросов сенявинской эскадры сильнейшее впечатление произвела сердечная встреча, устроенная россиянам местными жителями. Красный адмиральский флаг Сенявина и белый с голубым андреевский, российского военно-морского флота, бокели приветствовали почти непрерывным салютом из ружей и артиллерийских орудий.
Русские офицеры восторженно описывали доблестную храбрость черногорцев и бокелей, проявленную в совместных сражениях против наполеоновских войск.
