На ней был ее художественный туалет, только вместо деревянных бус – деревянная брошка в виде буквы М. Большой конверт с экзаменационными сочинениями студентов был прислонен к ножке кресла. Внезапно пронзительный визг кофейной мельницы в другом конце комнаты заставил Диксона вздрогнуть. Он сказал:
– Здравствуйте, дорогая, как вы себя чувствуете?
– Отлично, благодарю вас.
Диксон неуверенно улыбнулся.
– Бы говорите это так, что вам трудно поверить.
– Разве? Очень жаль. Я в самом деле чувствую себя превосходно. – Маргарет говорила необычайно резко. Мускулы на скулах напряглись, словно у нее болели зубы.
Оглянувшись по сторонам, Диксон подошел ближе, наклонился к Маргарет и сказал мягко, насколько мог:
– Послушайте, Маргарет, пожалуйста, не говорите так. Это же ни к чему. Если вам нездоровится – скажите, и я вам искренне посочувствую, а если вы правда чувствуете себя хорошо – тем лучше. Но как бы то ни было, давайте прежде всего закурим. Только, Бога ради, не будем ссориться. Я совсем к этому не расположен.
Она сидела на ручке кресла и вдруг резко повернулась – спиной к остальным, лицом к Диксону, – и он увидел, что глаза се наполняются слезами. Он сразу растерялся и не знал, что сказать, а она громко всхлипнула, продолжая смотреть на него.
– Маргарет, перестаньте! – сказал он в ужасе. – Не плачьте! Я не хотел вас обидеть.
Она яростно махнула рукой.
– Бы ни при чем, – сказала она срывающимся голосом. – Я сама во всем виновата. Простите.
– Маргарет…
– Да, да, я была не права. Я нагрубила вам. Но я не хотела, это получилось невольно. У меня все сегодня идет не так.
– Скажите же мне, в чем дело. Вытрите глаза.
– Вы – единственный человек, который хорошо относится ко мне, а я так с вами поступаю. – Все же она сняла очки и стала вытирать глаза.
– Это все пустяки. Скажите мне, что случилось?
– А ничего. Все и ничего.
– Вы опять плохо спали ночь?
– Да, милый, я плохо спала и, как всегда после этого, чувствовала себя ужасно несчастной. И вот хожу и думаю, хожу и думаю: на черта все это нужно? А я сама в особенности.
– Возьмите сигарету.
– Спасибо, Джеймс, это как раз то, что мне необходимо. Поглядите на меня – все в порядке?
– Да, вполне. Только вид немного усталый.
– Я не могла уснуть до четырех часов. Нужно пойти к врачу и попросить, чтобы он мне что-нибудь прописал. Я больше не в состоянии так мучиться.
– Но разве он не сказал, что вы должны приучить себя обходиться без снотворного?
Она взглянула на него с выражением какого-то горького торжества.
– Да, сказал. Но он не сказал, как мне приучить себя обходиться без сна.
– Неужели ничего не помогает?
– О, Господи, вы же знаете, все одно и то же – и ванны, и горячее молоко, и этот… э… аспирин, и закрытые окна, и открытые окна…
Они продолжали разговаривать в таком же духе, а гостиная тем временем понемногу пустела – все возвращались к своим делам, по большей части необязательным, так как было то время учебного года, когда никто из преподавателей не читает лекций. Пока их беседа текла своим путем, Диксон легонько потел, мучительно стараясь отогнать от себя мысль о том, что он как будто дня два назад пообещал Маргарет позвонить ей завтра вечером. Теперь этот вечер стал уже вчерашним. Совершенно очевидно, что ее надо немедленно куда-то пригласить или хотя бы сделать попытку. Необходимо как-то все это загладить. Улучив удобную минуту, он сказал:
– А может, мы пообедаем сегодня вместе? Вы свободны?
Эти вопросы почему-то побудили ее возвратиться к первоначальной манере разговора.
– Свободна ли я? Кто это, по-вашему, мог бы пригласить меня на обед?
– Я подумал, что вы могли пообещать миссис Уэлч вернуться домой к обеду.
– Кстати, у нее действительно будут сегодня к обеду гости, и она приглашала меня.
– Ну, вот видите, кто-то уже успел вас пригласить.
– Да, верно, – сказала она с таким растерянным, озадаченным видом, как будто у нее уже вылетело из головы все то, о чем она говорила минуту назад, да и вообще весь их разговор, и это испугало его больше, чем слезы, которые она только что проливала.
Он сказал поспешно:
