– Из-за вас.
Он ожидал проявления каких-нибудь бурных чувств, но Маргарет сказала только:
– По-моему, это глупо с вашей стороны, – и сказала это таким безразличным тоном, в котором не было ничего нарочитого – просто безразличным, и все.
– Почему вы так считаете?
– По-моему, вчера мы обо всем договорились. Стоит ли начинать все сначала?
– Ничего не поделаешь. Все равно придется рано или поздно начать все сначала. Так почему же не теперь?
– Не говорите глупостей, вам с ней гораздо веселее, чем со мной.
– Возможно. Но дело в том, что я не должен покидать вас. – Он произнес это без всякой горечи, да он и не ощущал ее.
После недолгого молчания Маргарет ответила:
– Мне не нужно такого самопожертвования. Вы отказываетесь от нее из-за угрызений совести. Так поступают только идиоты.
На этот раз молчание длилось больше минуты. Диксон сознавал, что весь этот разговор, как и вообще их отношения с Маргарет, определяются не им и даже не Маргарет, а чем-то, по-видимому, от них не зависящим. Как никогда ясно, он понимал, что его слова и поступки продиктованы не его собственной волей и даже не скукой, а чем-то вроде чувства необходимости. Но откуда оно появилось, если все происходящее совершенно для него нежелательно? Он с беспокойством осознал, что на языке у него вертятся слова, которые он вот-вот произнесет, ибо ничего другого придумать не может. Он встал и направился было к окну, рассчитывая увидеть из него хоть что-нибудь, что заставит его заговорить о другом, но, не успев дойти, обернулся и сказал:
– Дело не в угрызениях совести; просто я знаю, как должен поступать.
– Вы кривите душой, потому что боитесь меня, – отчетливо произнесла Маргарет.
Впервые с тех пор, как она вошла в комнату, Диксон посмотрел на нее с вниманием. Маргарет сидела на диване, подобрав под себя ноги и обхватив колени руками, на лице ее было выражение сосредоточенности. Можно было подумать, что речь идет о какой-нибудь интересной и чисто научной проблеме, в которой она хорошо разбиралась. Диксон заметил, что она была накрашена меньше обычного.
– После случившегося вчера нисколько, – ответил он, сознавая, что опять говорит словно против своей воли.
– Не знаю, что вы имеете в виду?
– Это неважно. Перестаньте спорить, все уже ясно.
– Для меня – нет, Джеймс. Я вас никак не могу понять.
– Можете. – Диксон подошел и сел рядом с ней. – Пойдемте сегодня в кино. Черт с ним, с этим театром. Кэрол не обидится, я знаю.
– Да я и не собиралась в театр.
– Ну, тем лучше.
Он взял ее руку; Маргарет не шевельнулась. Снова наступила пауза, и вскоре на лестнице, ведущей в переднюю, послышались тяжелые шаги. Маргарет мельком взглянула на Диксона и отвернулась.
– Хорошо, – сказала она чуть охрипшим голосом, – я пойду с вами в кино.
– Вот и отлично. – Диксон обрадовался, что с этим покончено. – Пойду разыщу Недди и забронирую место в машине. Ничего, уместимся и вшестером. А вы пока собирайтесь.
Они вышли в переднюю, где Уэлч в синем саржевом костюме весьма экстравагантного покроя любовался своей картиной.
– Я мигом, – сказала Маргарет и побежала вверх по лестнице, а Диксон подумал, что их разговор, при всей его странности, служит доказательством обоюдной и честной откровенности, которой до сих пор так недоставало их отношениям. Во всяком случае, хоть это неплохо.
Увидев его, Уэлч приоткрыл рот, чтобы произнести какой-нибудь монолог, начав его словами: «Суть детского творчества, разумеется…» – но Диксон опередил его, сказав, что Маргарет тоже хотела бы поехать с ними, если найдется место. На одно короткое мгновение брови Уэлча недоуменно сдвинулись, затем он кивнул и, открыв входную дверь, вышел вместе с Диксоном на ступеньки. Дул легкий ветерок, сквозь тонкую пелену облаков светило солнце, жара заметно спала.
– Сейчас выведу машину, – сказал Уэлч. – Видите, я совсем забыл, что нам надо ехать, иначе не поставил бы машину в гараж. Одну минуту.
Он ушел, сзади на лестнице раздались шаги – кто-то спускался вниз. Диксон обернулся и увидел идущую к нему Кристину. Если не считать коротенького черного болеро, она была одета точно так же, как на музыкально-вокальном вечере. Быть может, у нее нет других платьев на каждый день, а он-то взял у нее тогда фунт, чтобы расплатиться за такси! Кристина улыбнулась и стала рядом с ним на ступеньках.
– Надеюсь, Бертран вас не вывел из себя? – спросила она.
– Бертран?… Нет, все обошлось.
– Мне потом удалось немножко успокоить его.
Диксон окинул ее взглядом. Она стояла, чуть расставив ноги, и казалась очень крепкой и уверенной в себе. Ветерок перебросил прядку ее светлых волос на другую сторону пробора. Подставив лицо солнцу, она слегка щурила глаза. Казалось, она готовится совершить нечто опасное, важное и простое, что сделает ей честь даже в случае неудачи. Диксона вдруг охватила печаль, в которую вплеталось раздражение. Он поглядел на поля за соседним забором, туда, где ивовые кусты отмечали путь небольшого ручейка. Стая
