называемое срамное сплетение.
Кстати, на самом деле раз, два и три – условная разбивка на составляющие. В реальности кувырок с контратакой смотрелся единым слитным приемом, и на его выполнение Аркадий Ильич затратил чуть более полутора секунд.
Но мало этого! Кукушкин контратаковал не только молниеносно и метко, но еще и мощно – полковника развернуло в воздухе, его высокий прыжок закончился стремительно крутым пике.
Ладно скроенное полковничье тело, переориентированное в пространстве тщедушным писателем, стукнулось ребрами о земную твердь, проехалось по траве, затормозило, царапая землю подбородком. Дернулась толчковая нога, шевельнулась маховая, руки самопроизвольно потянулись к травмированной промежности, с искривленных губ сорвался слабый и жалобный стон. В ближайшие четверть часа Стрельников не то чтобы встать, пошевелиться без стона не сможет.
Ну а Кукушкин, лягнув полковника, на диво проворно вскочил и... И схватился за задницу.
– Ай-ай... ой!.. Чтоб тебя... – Согнувшись буквой «г», он массировал копчик. – Ай, как больно ударился... Годы, чтоб их, берут свое... – Аркадий Ильич с трудом выпрямился. – Слышь, командир! Хреновая у тебя спецподготовка. Кто ж, атакуя, прыгает вверх? Вперед надо скакать, дурень! Лететь низенько и бить ногой- тараном, используя преимущество в весе, ежели таковое имеется... Прыгнули бы как надо, не пришлось бы пожилому, уставшему человеку изображать из себя мартышку да по сырой земле кувыркаться. Сделал бы тебя, дурака, аккуратненько, нежно бы тебя опрокинул и со всем нашим уважением взял бы на конвоирование без особого членовредительства... Экхе-кхе... кхе... – Кукушкин ударил себя кулаком в клокочущую грудь. – Кхе... ой... Проклятый кашель совсем замучил, а теперь еще и копчик отшиб к чертям собачьим. Хоть в гроб ложись!.. Лосев! А ты чего лежишь? Отдыхаешь? Ну-ка, стенд ап! У нас с тобой дел невпроворот.
– Извини... те... извините, кто ты... То есть вы? Вы кто?..
– Я из СМЕРШа, Кукушкин Аркадий Ильич. Без дураков – я правда Кукушкин. Папу звали Ильей, мама окрестила Аркашей. В миру я детский писатель, а в штатном расписании Главного разведуправления Генерального штаба Советской армии числюсь в чине полковника... Экхе... кхе-е... Но я не только общеизвестный сказочник и самый настоящий полковник. Я еще и единственный на весь Союз антидот...
Глава 7
За неделю до конца света
Смеркалось. Весело горели сигнальные костры. У самого веселого лежал в позе отдыхающего Будды детский писатель и заодно полковник ГРУ. Аркадий Ильич с удовольствием пил чай из алюминиевой кружки, мурлыча себе под нос стародавний шлягер:
– На недельку до второго я уеду в Комарово, где тра-ля-ля, ляля-ля, где буль-буль, трах-трах, бух-бах... Знаешь, Лосев, а мне не нравится в Комарово. Местность там дюже холмистая, залив мелкий, шоссе близко к пляжу и ребята из тамошнего ПВО, защитники неба, мать их, все поголовно та-а-акие наглые, ко всем подряд дачницам кадрятся. Я Репино люблю. Там, на центральной площади, напротив бюста Ильи Ефимыча, есть архиуютное заведение общественного питания, «Елисей» называется. Сядешь культурненько под парусиновым полосатым тентом за круглый пластмассовый столик, закажешь чаю и – бульк в индийский напиток стопочку махонькую водочки-мамочки. Отопьешь глоточек, и хорошо, жить хочется. Чай с водкой – прелесть, что за смесь.
Лосев бросил полешко в огонь. К небу полетели искры, закружились красиво. Язычок пламени лизнул, продегустировал добавку, и огонь не спеша приступил к трапезе.
– На недельку до второго не поеду в Комарово. Лучше в Репино – и ближе, и тра-ля-ля-буль-буль. В «Елисее»... Лосев, куда ты смотришь, чего морду кривишь?
– Аркадий Ильич, я боюсь, что Стрельников задохнется.
Стрельникова связали и гуманно уложили рядом с собой, возле костра, чтоб дымком на него веяло, чтоб кровососущим насекомым не было чересчур вольготно на беззащитном лице пленного. Настоящий полковник Кукушкин заткнул рот фальшивому полковнику кляпом, и все бы ничего, да к вечеру у пленника захлюпало в носоглотке, разгулялся насморк.
– Не боись, Андрэ. Их благородие живучий. Ты-то как себя ощущаешь? Чуешь мертвяков-греев?
– Абсолютно не чувствую.
Трупики греев положили на глыбу-постамент, пристроили между вросшими в камень шасси диска. Серебристые комбинезоны уродливых тварей мерцали в свете разведенного ближе к центру поляны еще одного сигнального костра.
– Для меня, Андрэ, погасить всякие противные псивоздействия антиподов никакого труда не составляет. Вообще никакого. Одно мое присутствие их обезвреживает. Иное дело стать на время обычным человеком, подверженным воздействиям. Вот это трудно, этому я долго учился.
– «Антидот» в переводе на русский означает «противоядие»?
– Ага. В переводе с греческого. – Кукушкин пригубил чаю. – Хорош чифирь... А еще, милок, запомни, японский термин «йомогами-но дзютцу». Сей термин был в ходу у японских ниндзя и переводится как «искусство двух параллельных жизней». Мы со Стрельниковым – оба мастера оймогами-но, но я круче. Он правильно сравнивал контрразведчиков с математиками. Коллега Стрельников выжал максимум из заработанного загодя личного авторитета, он сочинил формулу с одним неизвестным и двумя болванами, ну а я решил в два выстрела теорему Ферма, хе-е...
Лосев вежливо улыбнулся и спросил серьезно:
– Аркадий Ильич, а Стрельников нормальный?
– В каком смысле?
– Как он вызвал диск? Как он связался с греями?
– Не он с ними, они поддерживали со Стрельниковым телепатическую связь. Они – телепаты, Пашка – ни хрена.
Пленник замычал, привлекая к себе внимание. Кукушкин проигнорировал звуковые сигналы связанного «Пашки», Андрей удостоил «дядю Пашу» лишь беглым, полным презрения взглядом.
– Аркадий Ильич, а вдруг кто-то из ихней шайки забеспокоится долгим отсутствием диска.
– Фи, Андрэ! Можешь не говорить красиво, но сделай милость, говори правильно, вульгарное «ихней» режет мое чуткое ухо.
– Я постараюсь... Аркадий Ильич, а вдруг кого-то из их шайки обеспокоит долгое отсутствие диска?
– Ха! А я на что? В дисках система связи сродни телепатической. Половина системы из железа, другая – биоорганика. Шайка-лейка наших врагов просто не почувствует диск, как ты не чуешь сейчас греев, хы-ы, геев.
– «Геев»? А это кто еще такие «геи»?
– Хе-е!.. Не важно, забудь.
– А если они отслеживали полет? Следили, все было нормально, и вдруг диск исчез, выпал из ощущений. Вдруг они подумают про антидота?
– Знай же, юноша, я – миф! Я сказка, я мечта. В антидотов никто не верит. В отличие от антипатов. Вы – редкая реальность, я – чудо, элита А-элиты... Дурацкий, хе-е, придумали комитетчики термин: «А-элита». Не дай бог, хе, угодишь в цугундер и зэчары прознают, что ты, хе-хе, типа, А-элита, Аэлита, хе-е! Прознают и определят, хе, в петушатник. Вот там, х-хе, тебе и обьяснят популярно, кто такие «геи»... Шучу... Ты прав, сынок, за диском следили... Пардон, отслеживали, как ты сначала сказал. Именно отслеживали. Диск «выпал из ощущений», как ты удачно выразился, и враги однозначно решили, что дискообразный летательный аппарат выскочил в ноль-пространство. При ноль-переходах объекты никак не фиксируются. Но более архиважный факт: при ноль-переходах довольно часто объект попадает в хроновихрь, в зону безвременья. Бегут дни на Земле-матушке, а в ноль-пространстве время остановилось, и объект возвращается в нашу реальность, в заданную точку перехода, бывает, через сутки, случается, через трое, максимум – через неделю. Спустя семь дней враги очухаются, да поздно! Пожалуйте бриться, ищи-свищи свой диск, ан нету его, у нас он, надежно спрятанный, мы победили!
– Я не понял, что такое «ноль-пространство»?
– Ха-а! А что за зверь «хроновихрь», тебе понятно, да?.. Ну-ну, Андрэ! Не обижайся. Все тебе растолкуют, потерпи. Не чета мне толкователи найдутся, ведь отныне ты наш. Радуйся – ты сотрудник
