Раздался третий свисток и пароход отошел.
Он быстро удалялся, и Чайкина уже нельзя было разглядеть, и Дунаев тихо направился в город. Грустный, он чувствовал, что потерял близкого и любимого человека.
Испытывал тоску одиночества и Чайкин.
Среди многочисленной публики калифорнийцев на пароходе он чувствовал себя чужим. Оживленные разговоры, веселый смех, яркое солнце, ласково греющее с голубого неба, притихший океан, слегка покачивающий на умиравшей воде пароход… все это словно бы еще больнее напоминало, что он один и что впереди его ждет одиночество.
— За золотом? — резко спросил его какой-то пассажир, костюм которого говорил, что к Чайкину обратился один из рудокопов.
— Нет! — ответил Чайкин.
— Могу дать пай в своем прииске. Хотите?
— Не хочу.
— Напрасно. Выгодное дело, иностранец!.. Можете разбогатеть…
— Благодарю. Вы лучше сами богатейте.
Калифорниец засмеялся.
— Вы, зелененький, пожалуй, правы! — ответил он и предложил сыграть партию.
— Вовсе не играю.
— И не играете? Чем же вы занимаетесь? Спекулируете свободными фондами? — иронически спросил молодой калифорниец, добродушно смеясь и оглядывая фигуру Чайкина и его дорожный костюм.
Чайкин ответил, что был матросом, а теперь едет работником на ферму.
И янки отошел от Чайкина.
Часу в пятом дня Чайкин вышел из дилижанса и пошел на ферму госпожи Браун. Дорога туда шла лесом, и Чайкин с удовольствием вдыхал смолистый аромат высоких сосен.
Часа через два, когда уж смеркалось, Чайкин увидал ранчу, за нею тянулись расчищенные от леса поля.
«Хорошо!» — подумал Чайкин. Он поправил на спине мешок со своими пожитками и прибавил шагу.
Войдя в ограду, Чайкин прошел небольшим благоухающим садом, обошел веранду небольшого дома и постучался в двери на другой стороне. Вблизи от дома стояли хозяйственные постройки и небольшой флигель.
— Войдите! — раздался женский голос.
Чайкин вошел в прихожую и увидал молодую, щеголевато одетую девушку.
— Я рабочим сюда! — начал Чайкин, кланяясь девушке.
— Мистер Чайк?
— Я самый!
Девушка протянула руку и сказала:
— Пойдемте к маме. Сложите здесь мешок.
Чайкин прошел в отлично убранную, ярко освещенную гостиную и увидал хозяйку — миссис Браун, пожилую, в черном платье женщину с большими ласковыми глазами, напомнившую своим еще красивым лицом капитана Блэка.
— Очень рада вас видеть, Чайк!.. Я слышала о вас и читала про вас в газетах! — проговорила миссис Браун своим грудным, мягким голосом, протягивая красивую белую руку с двумя обручальными кольцами на безымянном пальце. — Идите во флигель, посмотрите комнату, Чайк… Вас проведет Нора… И сейчас приходите сюда. Вам приготовят поесть…
Мисс Браун повела Чайкина к флигелю через двор.
На веранде внизу сидели трое рабочих с трубками в зубах.
Нора представила «нового товарища Чайка» трем рабочим. Все пожали ему руку своими здоровыми рабочими руками.
— Проведите, Фрейлих, нового рабочего в его комнату! — обратилась Нора к молодому бородатому блондину с голубыми глазами и ушла в дом.
Блондин повел Чайкина во второй этаж. По сторонам коридора расположены были комнаты для рабочих фермы. В конце коридора Фрейлих остановился и, указывая на дверь, сказал:
— Вот ваша комната, Чайк. Столовая внизу. В шесть часов утра кофе и ветчина, в полдень ленч и в семь обед… Уже пообедали, но что-нибудь найдется…
— Хозяйка велела сейчас прийти.
— Не велела, а просила, Чайк. Помойтесь и идите.
— Можно так?..
— А то как же?.. Или у вас фрак есть? — засмеялся блондин.
— Пиджачная пара есть…
— Так завтра наденьте. По воскресеньям мы обедаем там! — проговорил Фрейлих, указав рукой по направлению к дому, и прибавил: — Здесь хорошо жить, Чайк. И книги дают. Вы русский?
— Да…
Чайкин удивился и обрадовался, когда он зажег простенькую лампу, висевшую над небольшим сосновым столом, и яркий огонь осветил уютную маленькую комнату, чистую и светлую. Железная кровать с подушкой и тюфяком, бельем и одеялом, маленькая этажерка, в стене шкап для платья и белья, два стула и рукомойник, занавески над окном — таково было убранство комнаты для рабочего.
«Так ли живут у нас в деревне!» — невольно подумал Чайкин, оглядывая свое помещение и любуясь им.
Он посмотрел в окно. Всходила луна, и лес впереди и верхушки сиерры казались волшебными в серебристом свете.
И Чайкин, восхищенный, не отрывал глаз.
Первые впечатления радовали Чайкина. Все здесь казалось прекрасным: и сосновый лес вокруг, поднимающийся к сиеррам, и поля, и эта комната, и ласковая встреча хозяек, и скромные, серьезные лица трех рабочих, которых он видел.
«Только оправдай себя и старайся!» — подумал Чайкин и снова повторил:
— Хорошо!
Он помылся, причесался и пошел в ранчу. Миссис Браун пригласила Чайкина в столовую. На столе было несколько холодных блюд и горячий картофель.
— Кушайте, Чайк… А вина нет… И не подаю… Вы пьете водку и вино?
— Нет.
— И хорошо делаете, Чайк… Кушайте… А потом вместе будем пить чай.
С этими словами миссис вышла в гостиную, оставив Чайкина одного. Это была нелишняя деликатность миссис Браун, чтобы не стеснять Чайкина.
Этот скромный и застенчивый русский, о житейской философии которого и необыкновенном равнодушии к деньгам миссис Браун слышала от адвоката, понравился ей, и она не нашла Чайкина простофилей, как назвал его адвокат за то, что он так решительно отказался от серьезных денег, которые предлагали ему богатые Джаксоны за спасение единственного своего ребенка.
Женщина восхищалась самоотверженным поступком Чайкина и понимала, почему он отказался от денег.
Чайкин между тем закусывал с удовольствием проголодавшегося человека, и, когда миссис Браун вошла в столовую, он уже насытился и поблагодарил хозяйку. Пришла негритянка, убрала со стола и подала чайники для чая. Явилась и Нора.
Когда Чайкин напился чая, миссис Браун сказала:
— Теперь о деле, Чайк… Завтра воскресенье и работы не будет. А с понедельника приметесь за работу… Брат мой вернется завтра и скажет, что надо делать… Вы что умеете, Чайк?
— Всякую работу, миссис. До поступления на службу я был мужиком.
