отказался! Тут нервы слава не выдержали. Он кинулся к армину, схватил его за грудки и встряхнул так, что у того лязгнули зубы.
– Долбаный дудак, оторви и выбрось, ты куда дел моего бегунка, а?! Я за что тебе залог оставлял?! Кто так дела делает, бесчестный ублюдок? Как ты посмел его отдать?!
– Клиент… – задушенно прохрипел Киса, пытаясь оторвать пальцы слава от своего тощего горла и проклиная тот день и час, когда согласился подменить родного дядьку Бачлая, решившего вдруг на старости лет приударить за тёткой Урявой (почему-то в голову ему не пришло, что причина его неприятностей кроется в собственной жадности).
– Что «клиент»? – продолжал разоряться Благуша, не зная, что ему теперь делать, плакать или смеяться от такой подлости, но не забывая раз за разом встряхивать лёгкого и жилистого строфника, как мешок с тряпьём. – А я не клиент? А я тебе бабки разве не оставил? Ты за кого меня принимаешь, оторви и выбрось, сын песка и грязи?
– Не мог… отказать… – Хватку Благуши можно было разжать разве что ломиком, и армии безнадёжно проигрывал, обильно потея лысиной и синея лицом от удушья.
Наблюдавший в сторонке за этой сценой Пивень не удержался, когда слав заговорил о бабках, и, на всякий случай придержав любимый матюгальник, вкрадчиво поинтересовался.
– А большой залог внёс?
Благуша отшвырнул от себя армина, резко развернулся всем телом и с душераздирающим криком «на штанцы хватит!» врезал Пивеню в челюсть. Удар, проверенный на Бычаре, не подвёл и сейчас. Бандюк отлетел спиной к стенке и безмолвно осел на дощатый пол, сложившись пополам вроде половой тряпки. Сплюнув, Благуша повернулся обратно. Как оказалось, вовремя – удирающий на карачках строфник уже скрылся в пристройке по самую задницу, и слав едва успел схватить его за пятку.
– А ну иди сюда, оторви и выбрось…
– Ой, не бей, ой, пощади, ой, не надо! – в ужасе от столь стремительной расправы над бандюком голосил Киса, цепляясь за дверь руками, как лесной клещ, не позволяя себя вытащить полностью.
Благуша нагнулся, взял строфника за шиворот, мощным рывком оторвал от двери и, развернув лицом к бездыханному бандюку, весьма неприветливо, но очень ровно, тщательно выговаривая каждое слово, поинтересовался:
– Слышал про ватагу Рыжих?
– Ага… – Армии икнул, сбитый с толку неожиданной переменой темы, и принялся лихорадочно соображать, что последует дальше. Неужели гроза миновала? Да где же елсовы стражники, что он тут, зря разорялся, вопил во весь голос? Куда подевались все эти жирные и ленивые морды, обязанные следить за порядком, чтобы всякие лихоимцы не обижали честных людей?!
– Помнишь, какая награда за каждого назначена? – так же ровно продолжал Благуша, что давалось ему ох как нелегко. Так и подмывало свернуть шею этому лысому придурку.
В голове Кисы против воли заработали невидимые счёты.
– Бочонок?
– Вот этот тип, что валяется у стенки, не кто иной, как Пивень. Сам бы сдал, да некогда, оторви и выбрось. Ты мне камила, я тебе – бандюка. А залог, что я внёс ранее, я заберу, а то тебе чересчур жирно будет. Думаю, на этот раз мы договорились – я тебя как-никак только что от верной смерти спас. Не так ли?
Кисе показалось, что он ослышался. Слав спас ему не только жизнь, но и все ранее заработанные бабки, чуть было не присвоенные бандюком. Да ещё и плату в виде самого же бандюка оставил. Ноги Кисы снова ослабели, и он не заметил, как опустил зад прямо в корыто с питьевой водицей, предназначенное для строфов, совершенно не чувствуя предательской влаги в моментально промокших насквозь штанцах.
– Купи-продай, – пробормотал строфник, глядя, как слав подвязывает свой кошель обратно к поясу, предварительно опустив в него принесённые с собой матрёшки, не иначе как выигранные в «Удачливом хрене». Как подхватывает затем свой мешок со снаряжением, отвязывает и выводит камила из стойла, а после – и из загона. – Купи-продай, купи-продай…
Кажется, у несчастного Кисы от богатой на переживания ночи поехала крыша.
Глава тридцатая,
где Благуша находит-таки выход из отчаянного положения
Ежели нельзя, но очень хочется, то можно.
Ежели ты хочешь, но не можешь, значит не очень хочешь.
Вырвав, как ему казалось, единственного бегунка со всего этого домена, Благуша остановился за пределами Станции возле общей привязи, где путники оставляли и коняг, и мулов, и строфокамилов. Быстро прикрутил поводья строфа, расстелил на байкалитовом полу мешок и разложил на нем детали костюма, подаренного Бовой. Сшит костюм был из кож лучшей выделки – прочных и мягких на ощупь, и снабжён многочисленными завязками и застёжками. Глядя на листок с инструкциями, Благуша лихорадочно вспоминал объяснения Минуты, но дело от изрядного волнения шло туго. Наконец решив, что разберётся на ходу, натянул костюм на себя прямо поверх одежды и принялся застёгивать крепёжные ремни, иногда путаясь в них, развязывая и завязывая по-новому.
Самым дорогим для него сейчас было время, а оно уходило как песок сквозь пальцы – безвозвратно, поджимая все сильнее и сильнее. Опаздывал слав, непоправимо опаздывал! Не повезло ему, оторви и выбрось, несмотря на дружескую помощь Минуты и Бовы Конструктора. И хорошо, ежели не фатально… Вон и Махина здешняя уже ушла, а он все ещё только собирается в дорогу… Есть от чего скрипеть зубами. Ежели б не этот мерзавец строфник, из-за которого он потерял и время, и толкового бегунка, получив взамен этого задохлика… Жаль, не успел спросить, уж не Выжига ли его опередил? Впрочем, уже не важно…
Окинув себя беглым взглядом – все ли застёжки застёгнуты, а завязки завязаны, – Благуша взялся за шлем, ещё раз припоминая объяснения Минуты. И заметил, что рядом начинает собираться любопытный народ, чтобы поглазеть на непривычный наряд камильного седуна. Благуша сперва недовольно нахмурился, но затем решил не придавать значения таким мелочам и постарался сосредоточиться на костюме. Пусть
