— Вытащил, — удивлённо сказал Гулька. — А вода не идёт…
— Как — не идёт?
— Не идёт.
— Прочисти дырку, — распорядился Андрей.
— Чем?
— Пальцем.
Гулька безуспешно возился с капризным отверстием.
— Там что-то мешает… Какая-то фанерка.
— Фанерка? — Андрей подполз к дырке и сунул в неё уключину. Из отверстия фонтаном ударила вода.
— Взгляните направо, друзья, — продолжал разглагольствовать гид. — Перед вами пристань. Здесь вы видите…
Но туристы не слушали его. Они не смотрели направо. Они смотрели налево, туда, где медленно погружалась в воду плоскодонка с Андреем и Гулькой. Туристы дёргали за рукав переводчиков и гида, явно взволнованные происходящим.
Но гид был невозмутим. Взглянув на тонущую лодку, он сделал рукой успокаивающий жест.
— Спокойно, друзья, спокойно, — говорил он. — Все местные дети отлично плавают, и у нас нет ни малейшего основания беспокоиться за их судьбу.
— Спасите! Тону! Спасите утопающего!
Гулька нелепо барахтался в воде, то погружался, то вновь появлялся на поверхности.
— Андрей! Где ты, Андрей! — кричал Гулька. — Тону! Я правда тону.
Гулька хлебнул воды, и в глазах его появился ужас.
В этот момент рядом с ним появился Андрей. Гулька схватил его за волосы.
— Пусти! Больно! — закричал Андрей. — Хватайся за шею!
Гулька отпустил волосы и снова погрузился в воду.
Андрей нырнул за ним и вытащил его на поверхность. Гулька тяжело отфыркивался, а Андрей лёг на спину, взял Гульку под подбородок и поплыл к берегу.
Туристы щёлкали фотоаппаратами, вращали кинокамеры. Дамы всплёскивали руками и вытирали слёзы.
— Друзья, — торжественно произнёс гид, — мы с вами стали невольными свидетелями происшествия, которое является ярким примером повседневного героизма наших детей!
Андрей вытащил перепуганного, бледного Гульку на берег, положил его на траву и начал делать ему искусственное дыхание.
— Не надо, Андрюша, спасибо, я уже дышу, — пролепетал Гулька.
Толпа туристов окружила Андрея и Гульку. Кто-то похлопывал Андрея по плечу, кто-то гладил по голове, множество рук протягивали ему сувениры — шариковые ручки и записные книжки, какие-то значки, открытки и даже фотографии, запечатлевшие момент спасения Гульки.
И тут же к Андрею протиснулся толстяк в тирольской шляпе с любительской кинокамерой, оснащённой гигантской трубой — телеобъективом.
Весело ткнув пальцем в живот Андрея, он захохотал и что-то стал говорить молоденькой переводчице в тёмных очках.
— Товарищ Квадрачек, — заговорила переводчица, — счастлив, что ему удалось заснять на киноплёнку это замечательное происшествие. Товарищ Квадрачек утверждает, что с помощью этого уникального объектива ему удалось однажды запечатлеть зелёненького кузнечика на расстоянии около ста метров.
Толстяк захохотал, снова ткнул пальцем в живот Андрея и опять что-то сказал переводчице.
— Товарищ Квадрачек, — торжественно провозгласила переводчица, — обещает прислать вам эту плёнку на память о вашем прекрасном поступке, после того как покажет её своему сыну Гурвинеку и дочке Кларе.
И под аплодисменты всех присутствующих товарищ Квадрачек пожал руку Андрею и Гульке.
В довершение торжества, откуда ни возьмись, появился сам А. Подушкин.
— Я всегда верил в тебя, — сказал он, похлопывая по плечу Андрея. — Молодец!
— Мо-лод-цы! — скандируя, подхватили туристы. — Мо-лод-цы!
И тут Квадрачек вдруг закричал:
— До то-го!
И чешская группа туристов подхватила:
— До то-го! До то-го!
Андрей счастливо улыбался, растерянно оглядывался по сторонам.
Всё получилось как нельзя лучше — спасение Гули не только не вызвало ни у кого ни малейшего сомнения, но и произошло в присутствии множества людей, а поскольку большинство из них были иностранцы, подвиг Андрея сразу приобрёл, можно сказать, международное значение. Он был даже документально подтверждён фотоснимками, сделанными в момент события при помощи неизвестных Андрею хитроумных фотоаппаратов, изготовляющих снимки тут же, на месте съёмки. И наконец, везение Андрея довершилось тем, что на месте происшествия оказался сам Подушкин, будущий глашатай его славы. Сейчас Подушкин уже не казался Андрею таким маленьким и противным.
А главное, с Андреем произошло нечто совершенно непонятное: приветствия, улыбки, похлопывания по плечу, незамысловатые подарки и всеобщая радость по поводу спасения Гули каким-то непостижимым образом сделали то, что Андрей и сам поверил в свой подвиг. Будто по мановению волшебной палочки он забыл всё, что предшествовало этому мгновению, и стоял перед толпой мокрый и счастливый, смущённо улыбаясь, будто и в самом деле спас бедного Гулю. Он чувствовал себя героем.
Так Андрей наконец-то приобщился к славе. Никому и в голову не пришло, что подвиг был подстроен им, или, как говорится, инсценирован, что парень заслуживал скорее порицания, нежели восхваления. Увы, все были убеждены в том, что Андрей Васильков спас своего друга.
В тот же день А. Подушкин выкладывал на стол редактора местной газеты фотографии подвига Андрея Василькова.
Усталый немолодой уже человек с любопытством разглядывал фотографии. А фотографии были и верно уникальны. На одной из них была ещё видна погружающаяся под воду плоскодонка с Андреем и Гулькой, на другой — Гулька, хватающий Андрея за волосы, и, наконец, на третьей — Андрей, делающий Гульке искусственное дыхание.
Редактор встал.
— Как зовут твоего парня?
— Андрей Васильков, — отрапортовал Подушкин.
— Хорошо зовут. Как он вообще-то? Годится?
— Вообще-то годится.
— Учится как?
— Хорошо учится.
— Это хорошо. Да, и ещё… Будешь писать, особо остановись на том факте… — Редактор улыбнулся и подмигнул Подушкину, — что это первый случай за два года существования нашего моря, когда человек хотел было утонуть, а ему не дали. А кто не дал? Друг-товарищ, этот самый… как его?
— Андрей.
— Вот видишь, Андрей. А он дружит с этим… «утопленником»?
— Дружит.
— Вот видишь, дружит. Ну что ж, пиши. Молодец, Подушкин. Есть у тебя эта самая… журналистская хватка. Далеко пойдёшь. Пиши. Будем поднимать этого… твоего героя, тем более водный праздник на носу, два года нашему морю, и всё такое…
