гребня.
— Вы — дома, — пояснил Чарли.
На какой-то миг ему показалось, что сейчас Филос возьмет его за руку в знак сочувствия, и он невольно сделал движение навстречу. Филос же вместо этого ответил с глубокой симпатией:
— Ты тоже будешь дома. Не беспокойся.
Чарли поднял голову и внимательно посмотрел на Филоса. Ему показалось, что тот действительно имел в виду его возвращение.
— Ты думаешь, что я смогу вернуться?
— Это я не могу утверждать. Сиес…
— Я спрашиваю не Сиеса, а тебя. Могут меня отправить назад?
— Когда Сиес… — Я еще доберусь до Сиеса в свое время! Сейчас ты честно ответь: могут меня отослать назад или нет?
— Могут. Но…
— Что за черт!
— Но ты можешь этого не захотеть.
— Почему же?
— Пожалуйста, — начал Филос, и его крылья задрожали, настолько он старался быть искренним. — Не сердись, прошу тебя! У тебя много срочных вопросов — я знаю. Они срочны для тебя потому, что ты уже знаешь ответы, которые хочешь услышать. Ты будешь нервничать все больше и больше, если не получишь ответов, но на некоторые из них невозможно ответить, потому, что ты не сможешь их понять, другие же… их не следует и задавать.
— Кто это говорит?
— Ты! Ты сам! Ты еще согласишься, что их не следует задавать, когда лучше узнаешь нас.
— Черта с два! Но давай я попробую спросить что-нибудь, давай начнем, наконец. Будешь отвечать мне?
— Если смогу, конечно. (И здесь снова Чарли почувствовал смысловую полноту выражения. «Если смогу» Филоса означало почти то же, что и «Если буду в состоянии», но при этом имелся и оттенок «Если мне дадут возможность». С другой стороны, не имел ли Филос в виду, что он ответит, если будет располагать информацией? Ведь только тогда он получит возможность ответить.) Чарли отложил эти размышления до более удобного момента и задал свой самый важный первый вопрос.
— На сколько тебя перенесли?… Что ты имеешь в виду?
— То, что я спросил. Вы взяли меня из прошлого. Как давно я жил?
Филос явно находился в затруднении.
— Я не знаю.
— Ты не знаешь? Или — никто не знает?
— Как говорит Сиес…
— Ладно, — Чарли заговорил уже возбужденно, — ты прав: некоторые вопросы должны подождать, по крайней мере, пока я не встречусь с Сиесом.
— Вот ты снова сердишься.
— Нет, не снова. Я сердит по-прежнему.
— Послушай, — Филос наклонился к Чарли, — мы все, ну, новые для тебя люди — лидомцы. Ты все это еще узнаешь. Мы не можем считать время, как привык ты, продолжать счет всем этим месяцам и годам под номерами — это нам не нужно… Какое это может иметь значение — сейчас? Как тебя может волновать, как давно ты жил, когда твоего мира нет, и существует только наш мир?
Чарли побледнел, как полотно.
— Ты сказал… — нет?
Филос печально развел руками.
— Конечно, ты понял…
— Что я мог понять! — взорвался Чарли, выдержка совсем покинула его, — но, но… я думал, может быть кто-нибудь… пусть даже очень старый… Воспоминания нахлынули на него сплошным потоком — перед ним мелькали лица матери, Лоры, Руфи, мелькали и пропадали в поглощавшей их темноте.
Сиес мягко произнес:
— Ведь я говорил тебе, что ты сможешь вернуться назад и снова быть тем, кем ты родился.
Чарли сидел в оцепенении, затем медленно повернулся к лидомцу.
— Это правда? — тихо, спросил он, как ребенок, которому обещали невозможное, но который все же надеется.
— Да, но ты будешь жить там, зная… — Филос сделал жест рукой, включавший в себя все окружающее, — все, что ты узнаешь.
— Ради бога! — вскричал Чарли, — я буду дома — это главное.
И все же что-то внутри него уже не могло расстаться с новым приобретенным ужасным знанием, оно не отпускало его, пульсировало в его венах, разгоралось все ярче и ярче, как горящий уголь. Знать о конце когда он придет, как это случится, знать то, что не знает ни один человек, знать, что конец мира реален… Он будет лежать рядом с теплым телом Лоры и знать это. Покупать матери ее любимую дешевую газетку, каждому слову которой она верит, зная это. Ходить в церковь, может быть, регулярно, и знать это, наблюдать за проезжающим мимо свадебным кортежем, видеть невесту в белом кружевном платье, прижавшуюся к нарядному жениху среди моря счастливо ревущих автомобильных гудков, и знать это. И вот сейчас, в этом странном, безумно непривычном мире они хотят рассказать ему, когда и как наступил конец его мира.
— Я вот что скажу, — хрипло произнес Чарли, — вы просто отошлите меня назад и не говорите, когда или как. О'кей?
— Ты торгуешься? Тогда сделаешь ли ты что-нибудь для нас?
— Я, — Чарли похлопал по бокам своего больничного халата, но в нем даже не было карманов, чтобы их вывернуть, — у меня ничего нет.
— Ты можешь предложить свое обещание. Даешь ли ты его и сдержишь ли его в обмен на возвращение?
— Если это такое обещание, которое я могу выполнить.
— О, да, не сомневайся. Вот что: Узнай нас. Будь нашим гостем. Изучи Лидом — его историю (она не такая уж длинная), обычаи, религию и причины появления.
— Это может длиться вечно.
Филос покачал своей темноволосой головой, и в его глазах заблестели огоньки.
— Не слишком долго. А когда мы почувствуем, что ты действительно познал нас, мы скажем тебе об этом, и ты сможешь вернуться назад. Если захочешь.
Чарли рассмеялся:
— В самом деле?
Филос спокойно ответил ему:
— Я говорю серьезно.
Так же серьезно ответил ему и Чарли:
— Давай не будем забывать о мелочах, мой друг. Твоя оговорка «не слишком долго» беспокоит меня. Вы можете заявлять, что я еще не все знаю о Лидоме, так как не сосчитал все песчинки на сто миль вокруг.
Тут Чарли впервые увидел, как в глазах лидомца блеснуло возмущение. Однако, Филос ровным голосом продолжал:
— Мы не будем заявлять ничего подобного. Не будем и, я думаю, не сможем.
Гнев Чарли утих.
— Вы просите меня принять на веру слишком много.
— Когда ты узнаешь нас лучше…
— Ты хочешь получить мое обещание о того, как я узнаю вас лучше.
Филос непринужденно вздохнул и улыбнулся.
— Ты прав, прав со своей точки зрения. Хорошо — не будем сейчас заключать никаких сделок. Но
