с тех пор у нее «под юбкой завелся бес». Было там и еще что-то вроде «что сказала мне тарелка никому не расскажу, приходи ко мне, красавчик, все в натуре покажу», и пока она слушала эту белиберду, один из посетителей забегаловки узнал ее в лицо и назвал по имени. Ей пришлось спасаться бегством, но четверо подвыпивших молодчиков шли за ней до самого дома, где она снимала комнату, и, ложась спать, она придвинула к двери платяной шкаф.
Иногда ей выпадали и спокойные периоды, которые могли продолжаться месяцами, но рано или поздно кто-нибудь снова приглашал ее на свидание. В трех случаях из пяти за ней и ее кавалером следили какие-то люди. Один раз мужчина, с которым она пошла прогуляться в парк, арестовал того, кто следил за ними. Дважды люди, которые следили за ними, арестовывали человека, пригласившего ее на свидание. В пяти случаях из пяти ее кавалеры пытались выведать у нее что-либо о летающей тарелке, и хотя, идя с кем-нибудь в кафе или в кино, она изо всех сил пыталась притвориться, будто это настоящее свидание, ей это удавалось плохо.
В конце концов она переехала на побережье и нашла новую работу, заключавшуюся в том, что по ночам она убирала в магазинах или в конторах. Работы было совсем немного, но для нее это означало только то, что она будет меньше сталкиваться с людьми, способными узнать ее по фотографиям в газетах, ибо шумиха, связанная с происшествием в Центральном парке, никак не могла улечься. Каждые одиннадцать месяцев какой-нибудь ретивый обозреватель с регулярностью часового механизма снова поднимал эту неприятную для нее тему в журнале или воскресном приложении, а если кому-нибудь случалось заметить вдали прожектор или метеозонд, освещенный лучами закатившегося за горизонт солнца, то их сразу объявляли неопознанными летающими объектами, и тогда кто-нибудь не без язвительности вспоминал древнюю историю «летающего блюдечка, которое делится с людьми своими секретами». После каждого такого случая, она старалась пореже выходить на улицу в дневное время.
Однажды ей показалось, что она нашла выход. Люди не хотели с ней знаться, и она начала читать. Некоторое время книг ей вполне хватало, но очень скоро она обнаружила, что большинство романов ничем не лучше фильмов, в которых почему-то рассказывается исключительно о белокурых красотках, которым принадлежит весь мир и которые вертят им как хотят.
Тогда она попыталась поближе познакомиться с деревьями или животными. Мерзкий маленький бурундучок, запутавшийся в проволочной изгороди, пребольно укусил ее, когда она попыталась его освободить. Из этого она заключила, что даже животные не хотят иметь с ней никаких дел. Деревьям же она была совершенно безразлична.
Именно тогда ей пришла в голову идея с бутылками. Она собрала их столько, сколько сумела найти, положила в каждую по записке и плотно заткнула. С тех пор она часто уходила на много миль вверх или вниз по побережью и, найдя подходящее место, бросала бутылки в воду, стараясь зашвырнуть их как можно дальше от берега. Она верила, что если такая бутылка попадет в руки подходящему человеку, он получит единственную вещь в мире, которая сможет ему помочь.
Затея с бутылками поддерживала ее полных три года. Каждому человеку необходим свой собственный секрет, свое маленькое дело, которое он может делать втайне ото всех. Но в конце концов пришел день, когда она поняла, что продолжать бессмысленно. Можно сколько угодно пытаться помочь кому-то, кто может быть существует, однако рано или поздно наступит момент, когда ты уже не в силах будешь лгать себе, что такой человек действительно есть. И тогда все. Конец.
— Ты не замерзла? — спросил я, когда она закончила свой невеселый рассказ. К этому времени шорох прибоя почти затих, а лежащие на песке тени заметно удлинились.
— Нет, — отозвалась она из темноты и внезапно добавила:
— Ты, наверное, подумал, что я злюсь на тебя, потому что ты видел меня голой?
— У тебя есть полное право сердиться.
— А знаешь, мне на самом деле все равно. Я просто… То есть, я бы не хотела, чтобы ты увидел меня даже в вечернем платье или в простом рабочем комбинезоне. Мое тело не прикроешь, оно здесь… более или менее. Я просто не хотела, чтобы ты видел меня.
— Именно я, или любой другой человек? Она слегка заколебалась.
— Ты.
Я встал и, слегка потянувшись, прошелся туда-сюда по песку, размышляя.
— Разве ФБР не мешало тебе бросать эти бутылки?
— Разумеется, мешало. Страшно подумать, сколько денег честных налогоплательщиков они потратили, чтобы их собрать. Время от времени они все еще устраивают, так сказать, выборочные проверки, однако даже им это начинает надоедать. Ведь в каждой записке — одни и те же слова…
Она рассмеялась, изрядно удивив меня. Я не думал, что она все еще на это способна.
— Чему ты смеешься?
— Над чем, вернее — над кем, — поправила она. — Над ними всеми — над судьями, тюремщиками, музыкальными автоматами — над людьми. Ты, наверное, думаешь, что, если бы я с самого начала сказала им всю правду, это избавило бы меня от многих неприятностей? Поверь, это не так.
— Не так?
— Нет. Мне бы просто не поверили. Им нужно было только одно — новое оружие. Сверхзнания сверхнарода из далекой галактики, чтобы, если получится, вышибить дух из этого сверхнарода. А если не получится, то из нашего… Все эти умные головы… — Она фыркнула, но скорее недоуменно, чем насмешливо. Когда все эти генералы и высокопоставленные чиновники думают о «сверхрасе», они имеют в виду сверхнауку. Неужели никто из них ни разу не задумался о том, что сверхнарод — это еще и сверхчувства: сверхсмех или, например, суперголод? Она немного помолчала.
— Почему ты не спрашиваешь, что сказала тарелка? — спросила она неожиданно.
— Я сам тебе скажу, — выпалил я.
— Господи Иисусе! — с глубоким и искренним волнением воскликнула она и снова заплакала. — А как… кому оно было адресовано?
— Откуда ты знаешь? — прошептала она.
— Разве не эти строки ты отправляла в своих бутылках?
— Да, — сказала она. — Когда становится невмоготу, когда никому нет до тебя никакого дела, и никто… Тогда ты бросаешь в море бутылку с запиской и чувствуешь, как твое одиночество становится чуточку меньше. И ты сидишь и думаешь о ком-то, кто когда-нибудь, где-нибудь ее подберет. Подберет и впервые узнает, что даже самое страшное можно как-то понять, объяснить…
Луна клонилась к дюнам, и прибой совсем замолчал. Мы сидели, подняв головы, и смотрели на звезды. Потом она сказала:
— Мы даже не знаем, на что похоже одиночество. Все думали, что летающая тарелка — это тарелка, но на самом деле это была бутылка с запиской. Ей пришлось пересечь самый большой океан — весь космос — и шансы на удачу были ничтожными… Одиночество?.. Нет, мы не знаем настоящего одиночества!
Когда мне показалось, что она достаточно успокоилась, я спросил, почему она решила покончить с собой.
— То, что сказала мне летающая тарелка, — ответила она, — очень помогло мне. И я решила…
