Что привезет из командировки Пасульский? С чем вернется? Удастся ли поймать Кривенко?
«Нужно объявить всесоюзный розыск», — настаивал на совещании капитан Крыило.
Кушнирчук не согласилась. Розыск объявляется после того, как проведен допрос родных и знакомых, которые могут знать, где находится подозреваемый, взяты справки в адресных бюро, наконец, поручено найти нужное лицо в порядке выполнения отдельного следственного действия. Вот Наталья Филипповна и отправила в дорогу участкового инспектора Пасульского на розыск Павла.
«Так-то оно так, — согласился Крыило, — но из одного цветка венок не сплетешь. Пасульскому вряд ли посчастливится найти Кривенко, а объяви всесоюзный розыск, все искали бы».
«Будет необходимость — объявим. Да и фактов против Кривенко не так много, чтобы сразу брать его под стражу. Подождем, с чем вернется участковый инспектор».
6
В больнице Наталья Филипповна наконец узнала, что Дмитрий Балагур не видел, кто ударил его ножом. Наклонился, чтоб достать подарки, а выпрямляясь, почувствовал острую боль, стал терять сознание. «Дмитрий! Дмитрий!» — услышал, как сквозь сон. Очнулся на больничной койке.
— К Ирине Лукашук ехали на день рождения?
— Сына, сыночка увидеть… Соскучился…
— И никого не заметили, когда шли от дома к машине?
— Не смотрел. Хотел скорей вернуться с гостинцами.
Балагур подавил вздох и оторвал от груди мокрую от пота рубашку.
— Эксперты обнаружили на рукоятке ножа отпечатки ваших пальцев. Чем это объяснить?
— Почувствовав боль, я закинул руку за спину, выдернул нож и потерял сознание.
— А вы не видели у кого-нибудь подобного ножа?
Дмитрий изучающе оглядел рукоятку, потом лезвие.
— Не припоминаю.
— С Борисом Бысыкало вы знакомы?
— И не слышал о таком.
— Может, Федора Шапку знаете?
— Того, который «Жигули» в награду получил? — уточнил Балагур. — Читал в газете. Лично не знаком.
На вопросы о Павле Кривенко Дмитрий отвечал скупо:
— Ну, знал его. Куда подевался — не знаю. Во дворе на Летней не видел…
— Вы с ним дружили?
Промолчал.
— А стычки между вами были?
Вспомнил далекую осень. Уже падал снег вперемежку с дождем. Возле клуба собралась молодежь. Дмитрий приемом «хапсагай» сбил Павла с ног, да прямо в лужу. Тот упал, как клоун, веселящий публику. Все засмеялись. Кривенко готов был сквозь землю провалиться. Пригрозил: «Убью!» Это было перед самой свадьбой Дмитрия с Ириной. И на свадьбу Павел не пришел.
— За что же вы его в луже выкупали?
— С девушкой непристойно себя повел…
Дружки Павла советовали ему подать на Дмитрия в суд: оскорбил, материальный ущерб причинил. «Своим умом обойдусь, — сказал он. — Сам управу найду». И неизвестно, как все обернулось бы, если бы не арест Дмитрия. Обиженная на Павла девушка не приняла его сватов. «Не пойду за мешок с половой, который и прощения не попросил». Павел не побежал к ней с раскаянием. «Ирина моей будет», — сказал при людях. «У нее Дмитрий есть!» — «По нему тюрьма плачет».
На предварительном следствии и судебном заседании, когда рассматривалось уголовное дело Балагура, Кривенко давал показания. Он видел, как Балагур, привезя на ферму овес, часть мешков оставил в кузове своей машины, отвез в урочище Залики и спрятал в зарослях. Там и застали его с краденым работники милиции. Но Дмитрию не за что было обижаться на Павла: и свидетельств и доказательств хватало. Да и сам сознался: украл. За что и получил срок.
— С какой целью вы бежали из места лишения свободы?
Под Дмитрием скрипнула кровать.
— Морду набить… Кривенко.
— Вы знали в колонии, что он живет с Ириной?
— Узнал.
— От кого?
— Иван Дереш рассказал. Да и сам догадывался: писем не получал. Я спятил, когда советовал жене обращаться за помощью к Кривенко.
— Разве надежней друзей не было?
Дмитрий назвал десяток имен, уверял, что каждый из этих товарищей мог бы помочь Ирине в трудную минуту, и горевал, как мог забыть, что Кривенко не склонен к благородным поступкам. Грозил ведь: «Убью!» Но когда огласили приговор, тот подошел к Дмитрию, успокаивал его, говорил, чтоб не падал духом: время пройдет быстро, а он, Кривенко, приглядит за его семьей, поможет, заступится, если будет нужно.
— А на уме у него, — печально сказал Дмитрий, — было совсем другое.
— Вернувшись после освобождения, вы отказались от намерения расквитаться с Кривенко?
— Иногда хотелось. Но с меня хватит шестилетней «школы» за колючей оградой.
В исправительно-трудовой колонии, куда отправили после приговора за побег, Балагура причислили к тем, кто вторично вступил в конфликт с Уголовным кодексом. «Шефом» его стал заместитель председателя наблюдательной комиссии при исполкоме поселкового Совета народных депутатов калмык Джал Бадмарович — комсомольский секретарь автоколонны. «Что я от твоего шефства, пожирнею?» — огрызнулся Дмитрий, когда они знакомились. Заместитель начальника колонии по политико-воспитательной работе промолчал. А Бадмарович улыбнулся: «Да и я с тобой, вижу, веса не прибавлю».
Джала Бадмаровича осужденные считали своим человеком. Его можно было встретить в жилой зоне и в цехе, в читальном зале и школьном классе.
Где-то через месяц после знакомства Дмитрий сидел за книгой. Подошел Джал Бадмарович. Из нескольких его фраз Балагур понял: тот знает, что делается в Орявчике. Ирина родила дочку?! Дмитрий не мог этому поверить. Бадмарович показал письмо из сельсовета. «Назвали ее Марьяной», — прочитал Дмитрий. Он не находил себе места. Не соврал, оказывается, Иван Дереш. Уже и дочка появилась. Ну а Митя? Что с ним? И спросил: «На сына я имею право, Джал Бадмарович?» — «Одинаково с матерью». — «Смогу его забрать?» — «Без решения суда — нет». — «А если сын захочет жить со мной?» — «Суд учитывает желание ребенка только по достижении им десятилетнего возраста».
Узнал Дмитрий и о том, что суд учитывает также условия жизни каждого из родителей, материальное обеспечение, их способность правильно воспитывать ребенка. Он печально понурил голову. «Скажут: какой воспитатель из бывшего осужденного?» — «Многое зависит от характеристики, полученной в исправительно-трудовой колонии», — пояснил Бадмарович. «Я буду стараться…» — заверил Дмитрий.
В день освобождения из-под стражи Джал Бадмарович вручил Балагуру конверт. «Вот характеристика. Желаю вам счастья».
Дома Дмитрий не раз перечитывал этот документ. «Скоро Мите десять лет. Подам в суд», — думал, пряча конверт среди книг на полке. Но чем ближе было десятилетие сына, тем больше одолевали его сомнения: «Что скажет Митя? Пойдет ли ко мне?..»
— Когда вы, Дмитрий Владимирович, приехали к Ирине, во дворе никого не заметили?
Дмитрий задумался, вспоминая тот вечер.
— Нет, — сказал он как-то неопределенно.
— А возле ясеня?
