Трудной была для меня та ночь. Я не ждал от будущего ничего хорошего. Знал: оправдания не помогут. Хорошо еще, если снимут с этого фронта. А что, если вообще отстранят… Опасность нависла над всем. нашим делом, налаженным с таким трудом.
— Рудольфе! Скорей!
Пеле так тряс меня за плечо, что проснулся бы даже мертвый.
Пеле сиял, захлебываясь от восторга, его невозможно было понять.
— Скорей!
Я вышел из сыроварни. Дождь прекратился. Под Оливками сидели капитан Доминго и какой?то тучный старик с бегающими глазками. Окружавшие их бойцы радостно улыбались мне. Хуан Пекеньо дотронулся до моего плеча. Капитан Доминго взъерошил волосы. В его взгляде светилось смущение и счастье.
— Вот, послушайте сами…
Тучный старик оказался алькальдом одной из деревень под Кордовой. Полчаса назад его задержало наше боевое охранение. Алькальд заявил, что хотел перейти линию фронта.
— Что же вынудило вас покинуть мятежников, синьор?
— Недалеко от нашей деревни кто?то пустил под откос поезд. Фашисты хотели меня арестовать, да спасибо люди предупредили…
— Почему пришли именно за вами?
— Разве я сказал, что только за мной? Хватают всех! Идут аресты по всей округе.
— И все из?за пассажирского поезда?
— Святая дева! В этом поезде в Кордову переезжали итальянские солдаты и офицеры, авиационные специалисты. И ни один не остался в живых!
Рубио тряхнул по спине Хуана Гранде и оглушительно захохотал. Сияющий Доминго протянул мне руку:
— А ты боялся Переса Саласа! Горевал!
Алькад испуганно мигал глазами. Он не понимал, что происходит.
… Несколько дней подряд шли через линию фронта к республиканским войскам перебежчики, мирные жители, солдаты частей охраны.
— Крушение поезда с итальянскими фашистами взбесило и потрясло мятежников, — твердили они. — Виновники катастрофы не найдены. Бандиты вымещают звериную злобу на каждом, кто попадет под руку.
Полковник Перес Салас узнал о крушении поезда с итальянскими фашистами в тот день, когда мы вышли в расположение республиканских войск. Он выслушал это сообщение равнодушно, не придав ему значения. Однако вскоре проняло даже Саласа.
Началось с того, что сведения о крушении проникли в иностранную печать. На базу партизан– подрывников в Вильянуэва де Кордова стали прибывать корреспонденты прогрессивных газет. Застрочили самопишущие ручки, защелкали затворы фотокамер.
С особой радостью встретили минеры Михаила Кольцова и Илью Эренбурга.
Михаил Кольцов долго беседовал с капитаном Доминго, Рубио, Хуаном Гранде, Пеле и другими бойцами.
Надо сказать, что к нам несколько раз приезжал и Эрнест Хемингуэй. Мы его даже брали с собой в тыл противника. Однако, встреч с ним я избегал по понятным причинам. Среди нас был Алекс — еврей по национальности — вояка исключительный. Однажды он остался в тылу противника и заблудился. Мы думали, что он попал в плен, но Алекс вышел. Прошел через линию фронта и вернулся к нам. Мы его очень уважали. Именно к нему приезжал Хемингуэй, который был его другом. Алекс был выведен Хемингуэем в книге «По ком звонит колокол».
Внимание журналистов и писателей, естественно, льстило подрывникам. Они чувствовали наконец, что перестали быть в глазах окружающих сомнительным привеском к армии. Меня же, кроме того, радовало, что мы выполнили просьбу республиканских пехотинцев и моряков не забывать именно об авиации противника. А вдобавок все мы понимали; теперь, после потока статей и очерков, про минеров вспомнят и в Валенсии и в Мадриде.
Так и вышло. Сначала нам прислали жалованье за три прошедших месяца, и мы расплатились с долгами. Затем руководителей группы подрывников вызвали в генеральный штаб республиканской армии. Выслушав доклад капитана Доминго, там решили сформировать специальный батальон для действий в тылу противника. Бойцам батальона устанавливался полуторный армейский оклад и авиационный паек. Интендантство получило указание отпускать нам обмундирование по мере износа и бензин по потребности.
Мы торжествовали. Наконец?то можно перейти к самым активным и широким действиям в тылу мятежников и интервентов!
Пересу Саласу пришлось молчаливо признать свою неправоту.
Создание батальона специального назначения поставило вопрос — кто же мы? Прежде нас называли и минерами, и подрывниками, и партизанами. Подрывники и минеры подрывают или ставят мины обычно на своей территории, например при отходе, а партизаны должны действовать в тылу противника. Мы не вписывались ни в одну из этих категорий. Поэтому нас стали называть диверсантами. Диверсант должен не только уметь подрывать и минировать, но должен Проникать незаметно в тыл противника, незаметно ставить мину, незаметно уходить, а если нужно оставаться на территории противника незамеченным столько сколько нужно. Так родился первый диверсионный батальон.
Глава 9.
Новые успехи
В середине февраля 1937 года фашисты форсировали реку Хараму и захватили выгодный плацдарм. В марте ринулись на Гвадалахару. Однако благодаря мужеству испанского народа фалангисты и интервенты получили сокрушительные удары на всех фронтах.
Гвадалахара стала в те дни синонимом слова «разгром». Тысячи итальянских головорезов полегли там. Эхо победы на Гвадалахаре резко подняло боевой дух борющегося народа.
Почти каждый день на автоматических минах взлетали воинские эшелоны и автомашины. На перегоне Кордова — Пеньярроя люди из батальона капитана Доминго мастерски взорвали железнодорожный мост.
Успехи наших диверсантов в районе Пособланко перекликались с боевыми действиями других подразделений и партизанских отрядов.
На южном фронте мне пришлось встретить старого знакомого — М. К. Кочегарова, с которым мы вместе обучали в 1930–1932 годах будущих партизан в Киеве. Как выяснилось, он тоже использовал наши мины.
Воевали в тылу врага и другие советские добровольцы, которых я знал раньше. Немало смелых налетов на военные объекты мятежников и интервентов удалось организовать другим советникам, в том числе Н. А. Прокопюку и А. К. Спрогису.
Пришла пора лунных ночей. Луна поднималась все выше и все дольше оставалась на безоблачном небосводе. Ночное светило «помогало» противнику. Диверсанты яростно проклинали ее.
Вскоре, однако, мы научились работать и в этой обстановке, хотя одна из таких ночей здорово подвела меня.
Я разбирал при лунном свете сумку с минно–подрывным имуществом тяжело раненного минера
