А н т о н. Спасибо, голубка, я голоден, как пес.
Явление шестое
Т е ж е и д е д.
Д е д. Овец проведывал?
А н т о н. Да, овцам в кошаре спокойно, а вот сарай совсем раскрыло.
Д е д. Что же ты сделал?
А н т о н. Прихватил несколько снопов обручами, а там уж — как утихнет.
Д е д. Да, да… теперь ничего больше не сделать.
Б а б а. Должно, Олекса! Вот славу богу!
О л е к с а. Т-пру! Куда? Подержите, бабуся!
Б а б а. А замело как, господи!
А н т о н. Диво, что добрался.
Д е д. Именно.
Явление седьмое
Т е ж е и О л е к с а с б а б о й.
О л е к с а. Богу слава!
Л у к е р ь я. Навеки слава!
Д е д. Аминь.
О л е к с а. Здравствуйте, тато!
Д е д. Здоров! Ну что, благополучно?
О л е к с а. У меня-то славу богу… а там на ярмарке такого страху нагнали, что спугнули и торг.
Д е д. А что такое?
О л е к с а. Да говорят, Довбня… Опять этот разбойник появился тут с бандой.
А н т о н. Довбня?
Б а б а. Ой, горюшко!
Г а н у л ь к а. Ой, страшно!
Д е д. Один сболтнет, а другие пошли звонить.
О л е к с а. Ей-ей, правда. Чтоб я подох, коли вру! Весь народ твердит одно: Довбня!
Б а б а. Ой, горюшко, ой, пропали!
Д е д. Хватит! Довольно! А как бычки?
О л е к с а. Двадцать восемь.
Д е д. Кажись, продешевил, сынок.
О л е к с а. Цена, тато, упала; я еще до этих страхов продал, так взял хорошие деньги.
Б а б а. Ох, такая весть всех перепугает, пойдет скотина ни по чем.
А н т о н. А уж если зима затянется, так и совсем задаром.
Д е д. Ладно, сынок, деньги все. Дай ему, Наталья, хоть чарочку, а то он совсем закоченел.
Б а б а. Я принесу бутылку из чулана.
Д е д. Да ведь на полке еще немного оставалось.
Б а б а. Ну, сколько ее там? Только на донышке блестит, и на две чарки не достанет.
Д е д. Будет, хватит! Ты радехонька каждый день по кварте.
Б а б а. Грех вам, братец, я на нее и смотреть не могу.
О л е к с а. Спасибо вам.
Б а б а. Вишь, и не полная. Эту уж я за твое здоровье выпью.
Д е д. Так-то ты ее ненавидишь?
Б а б а. Затем и выпила, чтоб глаза не смотрели.
Д е д. Ага!
О л е к с а. До сих пор как льдина внутри.
А н т о н. Конечно. (Ест из миски.) Видишь, не женишься, вот постный хлеб и ешь, а мы с рыбкой таранкой. Орися, дай ему чего-нибудь поесть.
О р и с я. Сейчас. (Подает.) На, а то тебя и пожалеть некому.
О л е к с а. Спасибо. Я и сам себя пожалею.
О р и с я. Напрасно. Фрося бы лучше.
О л е к с а. Гм! О!
О р и с я. Вот видишь, как мой муж у меня располнел.
А н т о н. Гм! Кто его знает, кто у кого полнеет.
О р и с я. Противный! (Толкает Антона.) Сильно озяб?
О л е к с а. Не приведи господь!
А н т о н. Да он дрожит больше с перепугу.
Б а б а. Может, еще чарочку?
Д е д. Вот кому Довбня как раз на руку. Это он нарочно.
О л е к с а. Нет, тато! Чтоб у меня язык колом стал! Там рассказывали, как его за побег из Сибири палач на кобыле драл… Сто кнутов залепил. Кожа с мясом летела.
Г а н у л ь к а. Ой, мамонька!
Я с ь к о. Мне страшно! Не таращь на меня глаза!
Г а н у л ь к а. Тю!
Л у к е р ь я. Не умер несчастный? Сохрани нас сила божья!
О л е к с а. Э, черт его не возьмет. В больнице повалялся, а потом погнали в Сибирь, а он взял да удрал.
Д е д. С каторги? Второй раз?
О л е к с а. Да с каторги, тато, с каторги! Побыл там год или два и опять ноги на плечи и айда на волю! По всему царству теперь его ищут.
Губернаторам, полицмейстерам, становым, урядникам и по волостям разослали бумагу, мол, такой-то такой бежал с каторги, так чтобы искали его и ловили и вязали. Приказ этот для всех — под страхом наказания; вот и ищут его повсюду год-два — ни следа! А он, чтоб ему провалиться, у нас объявился!
Б а б а. Ох, горюшко!
Д е д. Где, где же он? Где нашли? Э, глупые сплетни, дурацкие выдумки.
О л е к с а. Ей-богу, тато, правда! Тут-то и наткнулись позавчера, что ли, но еще не поймали: в двух верстах от нас сидел, на фабрике; фальшивый паспорт нашли и его должны были захватить, так не на дурака напали, — к нему, а он круть-верть, да давай бог ноги, только его и видели. Вот он какая хитрая собака! Ха-ха-ха!
Г а н у л ь к а. Ой, господи, спасите! Кто-то смотрит окно бородатый.
А н т о н. Да это коровий хвост, никого нет.
О л е к с а. Ей теперь и Рябко покажется чертом. (Смеется.) Ну, если его поймают, так и руки, и ноги, и спину — все в цепи закуют и палач всыплет ему уже не сотню, а две или три, до косточек.
Л у к е р ь я. Не говори так, все ж человек, божья душа… такие муки терпит. Несчастный, несчастный… Была же у него когда-то мать!
Б а б а. Убереги нас от того, боже!
Д е д. Так всем шельмам и надо: справедливо! Не тронь чужого, не проливай невинной крови, потому что сам бог милосердный запретил, да и должны же иметь честные люди защиту и охрану… Хватит!
Б а б а. Ох, смилостивься, матерь божья!
Д е д. Хватит, говорю!
