исцелению — хотя рука действовала, обугленная кисть так и осталась стянута уродливыми рубцами, тянувшимися вверх по руке до самой ключицы. Правый глаз выгорел начисто, левый порой затягивался мутно-алой пеленой. Оставалась еще слабая надежда, что со временем природа Сотворенного возьмет верх, и раны заживут сами собой. Сейчас же Феантари следовало постоянно сдерживать свой бешеный нрав, иначе сотканное наваждение начинало таять, открывая неприглядную истину.
Вот и теперь — на глазах у Кельдина фальшиво-благородные черты дрогнули, подернулись рябью, поплыли, и на дверга глянула жуткая половинчатая рожа демона.
Безумного демона. И очень, очень опасного.
— Что ты сказал, карлик? — прорычал демон, прожигая Грохота пылающим взглядом и угрожающе придвигаясь. — Что значит «нет»?! Ты… ты смеешься надо мной, ничтожество?! Объяснись, или я велю разрезать тебя на куски, клянусь Предвечным!..
— Смерти я не боюсь, Исенна, и смеяться над тобой не собираюсь, — ответил дверг со спокойствием, которого вовсе не ощущал. Близкое соседство Исенны Безумного даже самых стойких заставляло нервничать. — Выслушай сперва, а уж потом можешь казнить, если угодно.
— Говори, но если…
— Твои маги допросили уйму пленных — почитай, каждого десятого. Так вот, они, пленные то есть, талдычат одно: Семицветье, а вместе с ним горожан, и все, что было самого ценного в Цитадели, вывезли через колдовские врата. Я в этих штуках, сам понимаешь, не силен. Слова «прямая дорога» или «прямая тропа» говорят тебе что-нибудь?
Исенна качнулся назад, будто Кельдин крепко толкнул его в грудь. Демонская личина на одно мгновение из гневной превратилась в растерянную… нет, скорее это было выражение незаслуженной, несправедливой обиды — словно у ребенка отобрали игрушку. При иных обстоятельствах Грохот рассмеялся бы, но сейчас подобная несдержанность могла стоить ему жизни. В голосе альба, когда он снова заговорил, слышалось горькое недоумение:
— Прямая… Нет, невозможно! Они не могли так поступить… У них не хватило бы сил… Никто из нас не владеет искусством создания Врат, даже Эрианн, искуснейший из носителей Жезлов, только начал…
— Никто из
— Темный Всадник могуч, но не всесилен! — взвился Аллерикс, словно продолжая какой-то давний спор, ведущийся не с собеседником, а скорее с самим собой. — Мы захватили его в плен и забили в колодки, как раба! Он не смог отбросить наши армии от стен Цитадели, даже имея под рукой Радужную Цепь!..
— Не смог, — согласился Грохот. — Или не захотел. Что до рабских колодок, Исенна, так чародейские умения тут ни при чем. Трудновато колдовать, ежели тебя обласкают обухом по затылку, а потом еще десяток ражих мужиков, всем скопом навалившись, выкручивают руки. Ведь так оно было в той палатке, когда вы с Хитроумным затеяли свои, якобы мирные, переговоры?
— Даже если так! — огрызнулся альб, явно избегая любых напоминаний о ложном перемирии. — Он проиграл битву и теперь беспомощен. Я сделаю из него приманку. Может, Радуга и позволила бежать отсюда тем, кто не мог сражаться, но я никогда не поверю, чтобы Семицветье решилось оставить своего вожака в плену! Нет, они прячутся среди руин, боясь показаться на свет. Я знаю, под крепостью целый лабиринт ходов. Рано или поздно мы выманим их наружу, выкурим, как крыс… Ищите в подземельях! Найдите их, и я не поскуплюсь на награды! За каждого Хранителя, приведенного в кандалах, я отсыплю золотом втрое по его весу…
— Вот как? Хорошо бы они все были толстяками… А вдруг ты ошибаешься, и они не настолько дорожат его жизнью? — пожал плечами дверг. — Он дал им Кристаллы и научил колдовать. Радуга способна управляться с чарами и сталью самостоятельно, без его помощи — мы видели это при штурме. Они бросили его, Исенна. Или он сам повелел им уходить. Мол, ты все равно ничего ему не сделаешь. Даже если оттяпать ему голову или вздернуть на стене, пройдет лет сто, двести, пятьсот — и он вернется снова. Он же Рота, Ночной Всадник. Он, как говорят, бог во плоти, живущий на земле… Но разговор-то не о нем, а об этой, язви ее, Прямой Тропе. Я ж ее не выдумал, верно? Пленные твердят…
— Вас обманывают! — зарычал Исенна. — Они сговорились! Темный Всадник приказал им так отвечать… они могли видеть морок, колдовское наваждение, что угодно… Проклятье, невозможно создать такие Врата, чтоб вывести тридцать тысяч душ за три дня!
— Тогда где они, эти тридцать тысяч?! — теряя терпение, вскипел в ответ Кельдин. — Под землю закопались, что ли?! Пленных мы сотен сорок содержим, но где остальные? Как ты велел, мы всякого ихнего мертвяка мало не догола раздеваем, ищем незнамо что, а твои-то мечники руки марать не желают, только надсмехаться горазды! Так вот, мертвецы все доспешные воины, мирных горожан — один-два на сотню. Громадная крепость, одних кузней два десятка, лавки на каждом шагу, склады, дома, замок — ну, куда жители подевались? Голые камни нам сдали, улизнули через Врата и оставили нас в дураках!
Исенна молчал, глядя в сторону. Ошибочно истолковав его безмолвие как согласие, Кельдин разошелся еще пуще:
— Мне ваши игры, вообще-то, без интереса. Радуги в крепости нет, это наверняка. Если хочешь, мы продолжим поиски, только воины уже сейчас крепко недовольны. Чем дальше обернется, я и думать не хочу. Оно конечно, альбы будут верны присяге, да и мы стараемся держать слово, но сколько же можно? Какого демона мы торчим на развалинах, как бельмо на глазу? А развалины-то трясутся день ото дня все сильнее, огонь внизу ревет, вот-вот проснется… Усмиришь ли ты своей магией лаву, когда она попрет наружу? Условия договора исполнены, пора уносить ноги. Отыскали горстку золота да склады с припасами, твои чародеи разжились уймой горелого пергамента и парой десятков книжек — за это воевали, что ли? Или за возможность подвесить Темного Всадника над жаровней? Так он лично мне ничего плохого не сде…
Из груди Исенны исторгся звериный рев. Утративший осторожность Кельдин и глазом не успел моргнуть — пальцы альба впились в его плечи подобно стальным клещам, и в следующий миг зарвавшийся дверг с ужасом и изумлением почувствовал, как все двадцать стоунов его веса отрываются от мозаичного пола. Некстати ему вспомнилось вдруг, насколько высоки башни Серебряных Пиков.
— Не смей так говорить со мной, червь! — рявкнул альб прямо в физиономию Кельдину, встряхивая тяжеленного дверга, как провинившегося котенка. Исенна был невероятно силен, а сейчас его сила приумножалась гневом. — Не смей учить меня, что и как делать, если не хочешь поучиться летать! И никогда не говори мне, что я проиграл! Я всегда добиваюсь своего, всегда, запомни это накрепко, если жизнь тебе дорога! Добьюсь и теперь! Мне плевать, что болтают пленные! Мне нет дела до вашего недовольства! Я
Возившиеся с пыточным железом дверги побросали свои дела и с любопытством уставились на ссору, не делая, однако, никаких попыток прийти на помощь соплеменнику. У Кельдина, чьи подошвы жалко болтались в локте от пола площадки, в глазах начало темнеть, дыхание пресеклось — скрученный кольчужный ворот сдавил горло. Забыв, что сдал все оружие мечникам, охранявшим вход, он судорожно шарил на поясе кинжал.
— Пусти, удавишь… — прохрипел наемник, чувствуя, что теряет сознание.
Еще пару раз тряхнув злосчастного гонца, Исенна с отвращением отшвырнул его прочь, и Кельдин покатился по мраморным плитам, кашляя и растирая шею.
— Убирайся, — бросил Аллерикс, поворачиваясь спиной к двергу. — Ступай к тем, кто тебя подослал. Скажи им, что они рассудили верно, отправив именно тебя — если б те же слова сказал мне кто-то другой, его мертвое тело уже клевали бы вороны!.. Впрочем, постой. Магов, занимавшихся допросами, пришли ко мне, и немедленно. И еще: извести всех — пусть глашатаи донесут мое слово до каждого — никто не двинется отсюда, пока я не получу Самоцветы, — сделав над собой изрядное усилие, вождь альбов заговорил прежним ровным и уверенным голосом. — Я ощущаю: они спрятаны здесь. Россказни о Прямой Тропе еще ничего не означают. В конце концов, я могу потребовать ответа у того, кому в Личности известно все о тайнах Цитадели.
— Сдается мне, не слишком-то он разговорчив, — вполголоса пробормотал Кельдин Грохот — но так, чтобы не услышал безумец. Хватит с него эдаких задушевных бесед. Покосившись на могучую фигуру в белом и пробурчав нечто, могущее сойти за просьбу удалиться, дверг поспешно нырнул в люк, ведущий
