— В лагерь, в Бахметьево! — сказал он, показывая на уходящую колонну здоровых, и, понизив голос, добавил. — Я там скажу, что этих (он указал на толпу остающихся раненых), этих я перестрелял по дороге. — и для большей понятности прибавил: «Пиф-паф!»
Венецкий понимающе улыбнулся: начальник конвоя оказался человеком.
— Хайль Гитлер, бюргермайстер!
— Аллес гуте! — ответил Николай, который, приветствуя немцев, никогда из принципа не поминал Гитлера.
Колонна с конвоем ушла, а почти трехтысячная толпа больных и раненых осталась посреди холодной заснеженной Липни.
— А вы, товарищ, кто такой будете? — спросил Венецкого небольшого роста веснушчатый красноармеец с головой, повязанной грязной тряпкой. — Или, может быть, вас нельзя звать товарищем?
Венецкий широко улыбнулся.
— Звать меня можно, как угодно, а по должности я — бургомистр города.
— Куда же нас теперь денут? — полюбопытствовал другой пленный.
Бургомистр города на минуту задумался, потом развел руками.
— А я еще и сам, друзья, не придумал, куда вас девать!.. Я ведь не рассчитывал, что так удачно получится!.. Я сам был в плену, знаю, как там сладко… Ну, я и попросил коменданта, чтоб вас, раненых, оставили здесь… Но я даже не думал, что это удастся…
Он только теперь вполне представил себе, какую огромную обузу взвалил он экспромтом на свою буйную голову: он одним махом почти вдвое увеличил население разоренной, голодной Липни, и это новое население нуждалось решительно во всем: в помещении, в пище, в одежде, в уходе, в лечении и почти неспособно было ни на какую работу…
— А что вы про больницу говорили? — прохрипел весь обвязанный раненый солдат, опиравшийся на большую суковатую палку; он весь дрожал, еле держался на ногах и без этой палки, вероятно, давно бы уже свалился по дороге.
— Больницы-то у меня нет… — начал Венецкий, но Лена перебила его.
— Как это нет? Два корпуса целы и пустые — я сама на днях видела.
— Целы? Ну, тогда оборудуем!.. У нас в обратном порядке: сперва больных достали, а потом будем делать больницу… Врачи среди вас есть?
Выступило вперед три человека.
— Будете начальниками над всей командой!.. Пошли в больницу!
Весь этот день прошел в хлопотах по устройству пленных; в это дело включились и Маруся, и Клавдия Ивановна, и Виктор Щеминский, и многие другие.
Городская больница помещалась на краю Липни, рядом с кладбищем, на берегу реки; два корпуса из четырех были разбиты и исковерканы бомбежками, а два, действительно, целы и никем не заняты.
Но в окнах этих корпусов не было ни одного стекла, пустые палаты были засыпаны снегом; кое-где по углам стояли койки, но ни одного одеяла, ни одной подушки или матраса не оказалось: все было давно растащено.
Некоторые из пленных, видя, что их конвой ушел, начали потихоньку расходиться по сторонам, заходили в дома, многим из них удалось отогреться и перекусить в квартирах жителей, некоторые остались там совсем, но большинство поплелось кучей, по инерции, туда, куда их повели. Добравшись до разоренной больницы, почти все свалились и сидели или лежали в полном бессилии.
К счастью для них, выглянуло солнце; потеплело. К тому же кто-то догадался разжечь на больничном дворе несколько костров.
Володя Белкин еще раньше, чем раненые могли дотащиться до больницы, побежал по домам и собрал целую бригаду из своих бывших товарищей по работе; они встретили раненых в больнице с топорами и пилами, вместе с ними было человек тридцать женщин с лопатами и вениками, которые добровольно, из сочувствия пленным, пришли очищать больницу от снега. Человек полтораста-двести из пленных — более крепкие — тоже взялись им помогать.
Работа закипела. К вечеру были навешены двери, забиты досками, железом, фанерой все окна, убран из помещения снег и мусор.
Хуже обстояло дело с отоплением: до войны больница имела центральное отопление и собственную котельную, единственную в Липне. Но от этой котельной оставалась только куча битого кирпича.
За организацию отопления взялся Виктор.
Взяв с собой несколько человек, он отправился к жившему на Заречье недалеко от больницы слесарю Буянову.
Матвей Иванович Буянов до войны работал на обозостроительном заводе, а при немцах служил в Баранковской полиции. После падения Баранкова он взял у Венецкого патент на изготовление железных печек и труб и занялся мирным честным трудом.
— Иваныч, сколько у тебя готовых печек? — без всяких приветствий и предисловий спросил Виктор, распахивая дверь большой комнаты, превращенной в мастерскую.
Хозяин замялся.
— Да вот… все… — он указал на угол, где у него лежала готовая продукция.
— Раз, две, три… восемь штук!.. Маловато!.. Но на сегодня и это хорошо; завтра еще сделаешь штук десять… Забирайте печки, ребята!
— Куда, куда, Виктор Степаныч?!. Это же на заказ сделано… Мне люди уже заплатили!..
Буянов растопырил руки и пытался загородить свои изделия собственным телом, но Виктор бесцеремонно отодвинул его в сторону.
— «Куда, куда!» — передразнил он Буянова. — Не кудахчи! В больницу, для пленных, для раненых — вот куда!. Ты тут дома в тепле сидишь, а они, целая колонна, на дворе мерзнут!.. А ты еще жалеешь!.. Жмот!..
— Я же работал, и железо собирал! — горячился слесарь. — Разве это легко? Железо-то теперь под снегом, его и не найдешь… Кто же мне заплатит?
— Венецкому говори! Если ты стоишь того, чтоб тебе платить — он заплатит, а не стоишь — и так печки отдашь!..
Плоды трудов Буянова уже были вынесены на улицу.
— А как же мои заказчики?… Степаныч! Не могу я печки отдать — их люди ждут!..
— Подождут твои заказчики! — уже с крыльца хладнокровно отозвался Виктор, поправляя на плече винтовку.
Через час из заколоченных и еще не заколоченных окон больницы высунулись железные трубы, и из них повалил густой дым. По палатам начало распространяться тепло, и раненые потянулись от костров под крышу.
Но поместить под крышу и обогреть все это множество народа было только половиной дела: надо было еще их накормить.
Как только Венецкий убедился, что работа по уборке и оборудованию корпусов пошла полным ходом, он оставил за главного начальника Володю, а сам вернулся в комендатуру и вызвал к себе Егоренкова.
— Здравствуйте, Сергеич! Денек-то сегодня какой хороший! — проговорил, входя в кабинет бургомистра, владелец липнинского «ресторана».
— Здравствуй, Федор Семеныч! Денек хороший, а дело у меня к тебе еще лучше!
— Какое же дело?
— Ты в плену был?
Егоренков удивился.
— В плену? А как же!.. Был… чуть с голоду не подох… хорошо, что нас через свои места повели, так что удалось удрать…
— Сегодня ты пленных видел?
— А неужели ж?.. Конечно, видел!.. Думали мы, что уже все, что их гнать не будут, а тут — на тебе!.. снова…
