Глаза усталые, но счастливые. Он двинул меня кулаком в плечо.
– Пошли к дедушке!
Он бежал всю дорогу, до самой нильсовой двери.
– А вот и я! – крикнул Берра, распахивая дверь.
Но комната была пуста.
Не было ни золотых часов, ни чучела птицы, ни фотографии тетеньки в синей шляпе.
Кровать была застелена. В комнате пахло мылом.
– Странно, – сказал я. – Может, он в парке.
В парке пели птицы. И чудесно пахло. Но дедушки нигде не было. Тогда мы пошли в столовую. Там нас заметила тетя Тора.
– Хотите кофе, мальчики? – предложила она.
– Нет, – ответил Берра. – Мы ищем дедушку.
Тетя Тора встала. Вытерла рот салфеткой. Положила руку Берре на плечо.
– Его здесь больше нет, – сказала она. – Он покинул нас.
– Может, он заблудился? С ним это случается, – предположил Берра.
Тетя Тора обняла Берру за плечи. Она сказала, что дедушка теперь на небе, что в субботу с ним можно будет попрощаться в часовне.
Берра был ужасно раздосадован. У него даже слезы навернулись на глаза. Он вырвался из ториных объятий.
– А я как раз научился свистеть! – крикнул он и пнул камень носком ботинка.
В субботу поднялся сильный ветер. Он гудел в кронах деревьев. Высоко в небе летели облака.
Берра зашел за мной. Он был в нарядной яркой рубашке, а волосы причесаны и приглажены.
– Пошли, простимся с дедушкой, – сказал Берра.
Но прежде мы пробрались в сад Густавссона и сорвали там самую красивую розу.
Перед часовней стоял похоронный автобус. Внутри уже все началось. Один дедушка играл что есть сил на органе. А на скамье сидели тетя Тора в черном платье, медсестра и еще кое-кто. Все смотрели на белый гроб, что стоял посреди комнаты.
– Сядем здесь, – сказал Берра. – Здесь хорошо видно.
Мы сели на скамью у самой двери. Когда смолкла музыка, появился священник и произнес речь. Очень короткую.
– Нильс был счастливым человеком. Особенно в конце жизни, – сказал священник. – Мы все любили его. Он не был одинок, хоть у него и не было родственников.
Тут Берра поднял руку и взмахнул ею так, что все обернулись.
– Он же был мой дедушка!
Потом все стали подходить к гробу и класть цветы. Мы с Беррой подошли последними. Поклонились. И Берра положил густавссонову розу на самый верх.
Я потянул его за руку, но он остался стоять у гроба.
– А теперь я посвищу! – объявил он.
Берра свистел, и его свист разносился по всей часовне.
Он свистел «Умеешь ли ты свистеть, Йоханна?»
– Ну как? – поинтересовался Берра, когда мы вышли на улицу.
– Здорово! – признал я. – Можешь быть доволен.
– А я и доволен.
Мы стояли на ветру и смотрели, как два дяденьки в черных перчатках вносили гроб в автобус.
– Что ж, по крайней мере, нам было весело вместе, – сказал Берра.
Автобус уехал. Мы махали ему вслед, пока он не скрылся за поворотом.
– Ну, что теперь будем делать? – спросил я.
– Пойдем запустим воздушного змея. Сегодня ветер подходящий.
