Одно дело знать, что мне нравится какое-то место, но совсем другое – пригласить меня туда. Я испытала некоторое благоговение. Бенджамен явился предо мной Рыцарем в Сияющих Доспехах, Принцем на Белом Коне, о котором мечтает любая женщина.
– Отлично, – сказал Бенджамен, не подозревающий, что я только что произвела его в рыцари. – Я позвоню, забронирую нам номер. Когда ты хочешь поехать?
– Когда угодно, – ответила я на автомате, но потом перестроилась в рабочий режим: – Так… Что, если я поработаю в пятницу, а мы поедем в субботу и останемся, скажем, до понедельника. Как тебе такой план, идет?
А сама подумала, что вряд ли он сможет. Все-таки у Бенджамена есть работа. Я зачастую забываю, что живу с мужчиной, который работает с девяти до пяти. Скорее всего, он сейчас ответит «нет», и мы начнем спорить, чья работа важнее.
– Конечно, – сказал Бенджамен.
Я проглотила все приготовленные доводы в пользу своей работы и со смиренным видом взяла корзину с бельем.
Если вы когда-нибудь поедете на Блок-Айленд, то советую остановиться в отеле «Маниссес». Мне всегда казалось, что в этом названии есть что-то южное («только здесь Маниссес, а не Манассас, поправлял меня Бенджамен), хотя на самом деле это название дали острову индейцы племени наррагансет, оно означает Остров Маленького Бога. Да, у этого племени слова короткие, но емкие. Отель назван в честь острова и напоминает пожилую леди, вечно брюзжащую и скучную, но все еще элегантную, несмотря на то что ей пошли бы на пользу подтяжка лица и более тугой корсет. В нашем номере (по традиции номера назывались в честь затонувших у берегов острова кораблей, и наш носил гордое название «Палантин») имелась ванна с гидромассажем, приятное анахроничное дополнение к викторианскому стилю, но самым притягательным был бар. Необычные коктейли, вид на бухту и стиль, который никогда не выйдет из моды.
Мы заказали столик в ресторане на семь и в шесть спустились в бар. Мне хотелось выпить какой- нибудь синий коктейль, всегда любила напитки ядерных цветов, но Бенджамен, по-видимому, выбрал альтернативу заранее, поскольку нас ждала бутылочка шампанского.
– Что это? – спросила я. Ладно, признаюсь, временами я немного торможу.
Бенджамен обменялся с барменом многозначительными взглядами, бармен вытащил пробку, осторожно выстрелив ею прямо в свою руку, а потом разлил напиток по бокалам. При этом бармен широко улыбался. У меня появилось неприятное чувство, что я забыла застегнуть молнию на платье или что-то в этом роде.
– Что? – повторила я.
– А вот что… – Бармен открыл коробочку прежде, чем передать ее мне. Да, признаюсь, иногда я торможу по-страшному. На синем бархате ярко сиял бриллиант, и, как это ни абсурдно звучит, мои глаза наполнились слезами.
Ну, может, я одна такая романтичная «мадам».
Возможно, я была такой романтичной, поскольку почти ежедневно мне приходилось быть прагматичной и давать разумные объяснения происходящему.
Такое случается, когда вы проводите кучу времени, наблюдая, как люди разрушают собственную жизнь, когда вы – проводник, через который они зарабатывают деньги, а потом тратят их на что-то, что может лишить их жизни, например на наркотики.
Когда я только начала работать, то не особенно задумывалась обо всем этом. Я закрывала глаза и отрицала изнанку своего бизнеса. Я слишком высоко парила в облаках от азарта, что занимаюсь чем-то запретным, из-за денег, из-за того, что внезапно стала важным персонажем бостонской ночной жизни, и не могла думать ни о чем ином. Я смотрела на мир с позиции пупа земли, но профессия «мадам» поощряет эгоизм, поскольку иначе я не добилась бы успеха.
Но с течением времени мои приоритеты менялись и стали закрадываться сомнения. Я усомнилась, настолько ли я белая и пушистая невинная овечка, как я себе периодически говорила. Усомнилась, могу ли я продолжать заниматься своим делом и при этом чувствовать себя хорошим человеком.
Дело в том, что я посылала девочек туда, куда ни за что не пошла бы сама, заниматься тем, чем не стала бы заниматься сама, и при любой возможности, снова и снова отправляла бы их к клиентам. Я занималась этим, как и все остальные, ради денег, причем зарабатывала достаточно, чтобы надолго заглушить совесть.
В какой-то момент вы проходите через стадию самооправдания. Я знала, а иногда даже была уверена, что если бы эти девочки не работали на меня, то они работали бы на кого-то другого, и, скорее всего, этот кто-то обращался с ними намного хуже, чем я. Я достаточно хорошо была знакома с методами работы других бостонских эскорт-служб, не говоря уже об уличных сутенерах, чтобы понимать, что я – деликатес в мире секс-индустрии.
Кроме того, я оправдывала себя тем, что привлекаю особую касту клиентов. Девяносто процентов моих клиентов, как я уже говорила, представители среднего класса, которые хотят обычного секса безо всяких там выкрутасов. В большинстве случаев это постоянные клиенты, с которыми я имею дело годами. Я их знаю и, насколько это вообще возможно в нашем мирке, доверяю им, по крайней мере считаю, что смогу с ними справиться. Так что если какая-то девочка приходит ко мне после работы в другом агентстве, то я считаю это новой ступенькой в ее жизни, ступенькой к лучшей жизни. Иногда девочки уходят из «Аванти», поскольку находят для себя что-то получше. Иногда они просто переживают ту черную полосу безденежья, которая толкнула их на панель, и двигаются дальше, а я поздравляю себя с тем, что сыграла достойную роль в их успехе.
Потом в какой-то момент я вообще перестала искать объяснения.
А сейчас? Я не чувствую вины за то, что делаю, хотя и не пытаюсь обмануть себя, что я мать Тереза. В этом веке все мы пожинаем плоды нашей пуританской истории. Америка – единственное место во всем мире, где можно вовсю демонстрировать убийства по телевизору, но при этом нельзя показать даже часть соска, и это неправильно. Я даю возможность двум взрослым людям провести время вместе, он получает оргазм, а она – деньги, и, честно говоря, я не вижу в этом ничего плохого.
Но, на мой взгляд, и хвастаться особо нечем. Это просто работа, и всегда ею была, просто раньше я до смешного идеализировала ее, и в какой-то момент сама потеряла путеводную нить.
Да, действительно, когда занимаешься чем-то незаконным, это возбуждает. В нашем обществе бытует мнение, что все нелегальное – это романтично и круто, и именно такой я себя видела – Персик Вне Закона, сексуальная и соблазнительная, умная, но умеющая сочувствовать, этакая Королева Бостона. Под этим лозунгом я миновала сложные времена и опасные моменты, от которых, возможно, и не смогла бы избавиться никак иначе.
Но с возрастом положение «вне закона» теряет притягательность, перестает быть таким уж крутым. Я забеременела. Я вышла замуж. Возможно, игры с законом были неотъемлемой частью моей профессии, но я уверена на все сто, что меня они больше не возбуждали.
Я пережила период влюбленности в свою работу, когда она казалась мне гламурной и крутой, потом я какое-то время стеснялась ее, потом мне наскучило быть «мадам», и вот наконец подошла к своему теперешнему отношению – это только работа и ничего более. У меня есть свой бизнес, и я хорошо им управляю. И как любой работающей жене и маме, сложнее всего совместить работу и семью.
Любая женщина, занимающая руководящий пост, скажет вам то же самое…
После переезда в Чарлзтаун я стала осторожнее. Раньше я не задумывалась о том, как меня воспринимают соседи. Мне тогда вообще было плевать на соседей, если уж на то пошло. Но теперь мы мило общались с пожилой четой, живущей в нашем доме, я познакомилась с продавцами магазинчика за углом, куда каждый день бегала за сигаретами, хотя Бенджамен, моя мать, его мать и почти все мои друзья и знакомые в один голос уговаривали меня бросить курить.
Люди, чье мнение имело для меня значение – мои друзья, семья и даже мои клиенты, – принимали меня такой, какая я есть. В прошлом мне хотелось только одного – стать модной светской львицей, успешной «мадам». Но теперь моя жизнь изменилась, и мне пришлось перестраивать и свое поведение тоже.
Я приобрела мобильный телефон, но пользовалась им лишь в тех случаях, когда находилась вне офиса,
