— Зато безболезненно. Разве лучше устраивать скандалы из-за каждого пустяка?
«Чушь какую-то несёт!» — подумала Сумико.
Её удивило, как можно так цинично и прямо высказывать свои мысли незнакомой женщине.
Но Тацухико этого и добивался. Теперешние молодые люди только таким образом и обольщают женщин. В прежние времена их отцы действовали осторожно, не торопясь, учтиво, а теперь не то. Теперь главное — обескуражить женщину, сбить её с толку, оглоушить, и считай, что она твоя.
— Оку-сан, хотите установить мир в семье — действуйте по моей системе, — сказал Тацухико.
Они выехали на широкую улицу. До вокзала оставалось недалеко. Оттуда Сумико собиралась ехать электричкой.
— Что вы имеете в виду? — спросил Сумико.
— Изменяйте мужу, но действуйте так, чтобы не причинять ему боль. И всё будет в порядке. Поверьте мне: всё дело в механике… — Вдруг он слегка притормозил. — Чёрт возьми! Забыл про бензин! Давайте заскочим на заправку. Бензоколонка тут рядышком.
Сумико кивнула. Машина свернула вправо и понеслась по узким улочкам. Бензоколонка оказалась довольно далеко.
Заправив машину, Тацухико нажал на акселератор и неожиданно спросил:
— Оку-сан, как вы относитесь к шампанскому? Я понимаю: сейчас не праздник, не Новый год, не рождество… Но тут неподалёку я знаю отличный кабачок. Там бывают шалопаи вроде меня. Место не шикарное, но шампанское подают.
— Но ведь я…
— Не упрямьтесь. Машина заправлена, пора и людям заправиться, — весело воскликнул Тацухико и погнал машину на полной скорости.
В тёмном и несколько мрачноватом кабачке на деревянных некрашеных столах горели свечи. Их колеблющееся пламя тускло озаряло помещение, стилизованное под горскую хижину, бревенчатые стены и лица немногочисленных посетителей.
Сумико впервые очутилась в таком месте.
— А это не бар?! — спросила она вполголоса.
— Нет, что вы. Зауряднейший кабачок, — осклабился Тацухико. — Дешёвенький. Здесь всё почти даром. И керри-райс и хаяси-райс… Бутылочка шампанского стоит всего сто пятьдесят иен.
Тацухико накинул поверх рубашки куртку и, не спрашивая Сумико, притащил бутылку шампанского и тарелку капусты, заквашенной по-русски.
— Прошу вас!
Сумико отпила глоток. По вкусу вино напоминало шампанское. Она пила его на рождество. Не задумываясь, Сумико опорожнила весь бокал. Вскоре она почувствовала в теле лёгкую истому. Щёки её запылали ярким румянцем. — Оку-сан, я должен признаться…
— Знаю, — надув губки, прервала Сумико, — вы нарочно поехали на заправку, чтобы затащить меня сюда.
— Сдаюсь, разоблачили… тогда открою вам другой секрет.
— Разве есть ещё?
— Это не шампанское, а смесь коктейля с сакэ — национальный напиток. Я всегда угощаю этим девочек. И пьётся хорошо, и пьянеешь моментально…
Тацухико говорил откровенно и нагло. Но Сумико это почему-то не смутило. Очевидно, она изрядно захмелела.
Когда они покинули кабачок, солнце висело ещё высоко над горизонтом. Сумико, как сквозь сон, вспомнила, что у неё не приготовлен ужин. И вдруг забеспокоилась: не забыла ли она выключить газ, не оставила ли открытой дверь. Ей представилось, что в квартиру забрались воры.
— Бросьте думать о пустяках, — точно угадывая её мысли, сказал Тацухико, — сегодня вы должны забыть о своих кухонных делах!
Он захлопнул за ней дверцу.
— Везите меня на станцию, — сказала Сумико пьяным голосом.
— Послушайте, оку-сан. Раз уж мы заправились, давайте махнём в Иокогаму. За сорок минут доберёмся.
— Нет! Ни за что… Мне… нужно домой.
— Вот. На моих ровно четыре. Обещаю: к половине шестого будем обратно. Идёт?..
Парень действовал решительно, не давая Сумико опомниться. Она на мгновение задумалась. Перед ней всплыл Кэйдзо, сидящий на веранде под клеткой со скворцом и подстригающий ногти на ногах.
— Только ровно в половине шестого. Не подводите меня.
Почему бы ей в самом деле немного не прогуляться? Почему не совершить небольшое путешествие? Что в этом плохого? Она же не изменяет Кэйдзо. Потом он сам виноват, зачем притащил эту проклятую птицу? Птица ему дороже жены!
Сумико уже не сомневалась в своей правоте.
Удивительный народ — женщины. Всему они находят оправдание. Любому своему поступку, вопреки логике, вопреки очевидности.
По шоссе Токио — Иокогама машины шли в несколько рядов. Но Тацухико так ловко вёл свою малолитражку, что один за другим обходил все грузовики.
— Тридцать минут! Рекордная скорость! Ио-ко-га-ма!!! Ай да я!
— В скромности вас не упрекнёшь, — сказала Сумико.
Парень чем-то ей нравился. Нравилась его самоуверенность, ловкость, с какой он правил машиной, нравилось и чувство опьянения.
— Вам нравится здесь?
— Очень…
— В таком случае требую награды… останьтесь со мной до девяти… ладно?.. — Тацухико настойчиво добивался своего.
— Не могу…
Говоря «не могу», Сумико чувствовала, что вот-вот уступит его настойчивости, и даже испытывала приятное волнение от того, что уступит ему.
В Иокогаме Тацухико погнал машину в сторону иностранного кладбища. Местность была малонаселённой. Кое-где попадались небольшие коттеджи.
Весь горизонт являл величественное зрелище заката. Тацухико неспроста привёз сюда Сумико. Он знал, чем пленить сердце женщины.
Довольный собой, напевая что-то себе под нос, он направил машину на гребень холма, откуда сразу как на ладони открывалась широкая панорама вечернего порта.
«Пора начинать», — подумал вслух Тацухико.
— Что?.. Вы что-то сказали?.. — спросила Сумико, облокотившись на спинку сиденья и блаженно закрыв глаза.
— Я вас люблю… блю… блю… — произнёс знакомый вкрадчивый голос.
Сумико открыла глаза и вдруг громко расхохоталась, вспомнив, кому принадлежал этот голос.
— Ну и шутник вы!.. А ну-ка, остановите машину, я выйду…
Тацухико произнёс эти слова так, как утром произнёс их скворец.
Всё очарование вмиг исчезло. Сумико совершенно отрезвела.
— Сейчас же остановите, не то я закричу!
— Что с вами… в чём дело? — недоумевал Тацухико.
— Вы, кажется, меня не за ту приняли! — с ударением произнесла Сумико. — Я замужняя женщина. Ясно вам? Замужняя!..
Тацухико довёз Сумико до вокзала. Там она села в электричку и через час уже подходила к своему дому.
В окнах горел свет. Увидев свой дом, Сумико так обрадовалась, точно разлука длилась годы.
Кэйдзо был дома. Забыв про утреннюю ссору, он как ни в чём не бывало сидел на веранде и возился со своим скворцом.
