— Хорошая пивнуха есть на углу с Гармонией, — говорит Цербер вслух. — Ты что, офлайн?
Они сворачивают налево. Проспект Гармонии пуст; конкретная скульптура — огромная бронзовая ладонь — выглядит одиноко, словно ждет и никак не дождется от кого-то рукопожатия… Лишь полоумный Матвей, тощий и длинный старик, бродит у подножия конкреции, трясет своим колокольчиком и надсадно кричит:
— Он умер за нас! Он умер за наши грехи! Умер за нас!
клео: все в порядке?
— Нарушаем? — вскидывается Цербер. — Употребляем слова?
— О, он есть начало и конец! — подвывает Матвей. — Имя ему — Зеро! Он умер за нас! Сгорел в священном огне!..
— …Умер, умер за нас!
— Молчать! — огрызается Эф. — Твое счастье, что я хочу пива. А то бы ты у меня быстро в исправительный отправился!
— О, вы, кровавые адовы псы! Прислужники дьявола! Люди с зеркальными лицами! Люди без лиц! Люди без голоса! Трепещите, ибо грядет! И будет царство его! И будет воля его! Ишь ты еси неси беси! А вы низвергнуты будете! И повергнуты будете! Ибо он умер за нас! Ибо он есть Спаситель! И имя ему — Зеро!..
…Пиво отдает железом. То ли само по себе, то ли маска, облепившая нос и губы, придает напитку этот металлический вкус. Эф проводит кон— чином языка по внутренней стороне щеки. Нет, не маска. Щека, разбитая изнутри о зубы, кровоточит, в этом все дело.
Цербер возвращается со второй кружкой пива, тяжело падает на стул напротив, всасывает в себя сразу треть и снова вылупляет на него мягкие и бессмысленные овалы зеркальных глаз. В этих глазах отражаются зеркальные глаза Эфа» в которых отражаются эти глаза» в которых отражаются… Эфа начинает тошнить, словно от морской качки, он опускает голову и смотрит в стакан. Пенистая поверхность пива не отражает ничего.
— Не говори так, Эф! — Цербер явно занервничал. Он так нервничает, что даже мерное жужжание, в которое превращает его голос «болтун», звучит тоном выше. — Не говори про смерть. Смерти нет. — Цербер выразительно кивает на «болтуна» под столом и крутит пальцем у виска. Мол, там все фиксируется, придурок.
СТП_197:
— Для него смерть была, — устало говорит Эф. — Для Зеро. Ты же знаешь, он родился без инкода. А вчера он умер. Взорвал чудо-солнышко и умер. Больше никаких нулей, Цербер. У него нет продолжения — подтверждено всеми центрами по контролю за населением. Это не пауза. Это — смерть.
— Рад, — говорит Эф. — Очень рад. Только я страшно устал. И руки болят. — Он вяло шевелит забинтованными пальцами.
— Сильно обжег, да?
—
— Ну, лицо. А то ты все щеку трогаешь. Может, все же обжег? Сними маску, я посмотрю.
Эф вскакивает с места. И снова садится.
— Сотрудник Цербер. Вы только что предложили мне нарушить устав Планетарной Службы Порядка. Ваши слова зафиксированы моим устройством для ведения бесед, и я со всей ответственностью…
— Ладно, ладно, чего ты запрыгал, как блоха? Просто маленькая проверка. Шутка! — Цербер жужжит примирительно.
— Так шутка или проверка?
Эф смотрит на свое отражение в зеркальной физиономии Цербера и снова чувствует прилив тошноты. Отхлебывает пива. Закрывает глаза. Становится хуже.
Темнота не приходит, на месте темноты возникает
Одна из доступных ячеек набухает, широко распахивается, словно вся превращается в жадный рот.
Он открывает глаза. Зеркальная маска Цербера отражает его зеркальную маску, отражающую маску Цербера… Нижнюю челюсть сводит и язык тоже. Он вскакивает.
— Ты чего?
— Меня сейчас вырвет.
— Ну как, отпустило? — сердобольно интересуется Цербер. — Может, пивка еще?
— Я слишком устал, — говорит Эф. — Мне нужно поспать. Алкоголь не рекомендуется. Рекомендуются прогулки на воздухе… Смерти нет!
Он идет к выходу.
— Смерти нет, — отзывается Цербер и аккуратно рыгает, прикрыв зеркальные губы рукой. «Болтун» перерабатывает его отрыжку в короткий отчаянный вой.