Если книга мне совсем не нравится, я загибаю угол страницы, на которой остановился.
Вроде обыкновенно, но вместе с тем кощунственно, с глубоким пренебрежением к автору и написанному им.
Правда, сейчас, при капитализме, бумага пошла тоньше волоса, так что загибать приходиться сразу по пять страниц, чтобы потом найти, где читал.
Если книга мне просто не нравится, я использую в виде закладки кусок газеты или туалетной бумаги.
Если книга так себе, я могу заложить страницу карандашом или зажигалкой, то есть предметом, более-менее ценным.
Далее, если книга мне нравится, я ищу красивый календарик или настоящую закладку.
А если книга мне очень нравится, могу вложить между страниц десятирублевую бумажку, стольник или даже тысячерублевку.
Помню, один раз воспользовался стодолларовой купюрой.
Что это была за книга, я не скажу, а то вы вмиг бросите читать мое бессмертное творение и побежите в книжный.
Я никогда не нарушаю вышеприведенных последовательностей и закономерностей.
И происходит все это не умом, не логическим расчетом, а сердцем и духом.
Вы спросите: «Ну а если книга кажется тебе просто отвратительной, омерзительной, прямо-таки до тошноты? Как же тогда? А? Очень интересно!»
Что ж, могу ответить.
Я, дорогие товарищи… как вы сами-то, блин, думаете?.. я, мои скорбные друзья, мои ублюдочные рожицы, мои пустотелые, пустоголовые, малодушные уродцы, я бы даже мягко добавил — мои пустозвонные,
ПРОСТО ЕЕ НЕ ЧИТАЮ,
а зашвыриваю куда-нибудь подальше, чтобы наткнуться на нее лет эдак через пять, не раньше, когда мое мировоззрение, мои вкусы и взгляды трансформируются в абсолютно новые психоделические субстанции.
8
В туристическое агентство я позвонил спустя неделю. Как и посоветовал Мозгоправ. Правда, он просил связаться прямо с ним, но я предпочел ограничиться скромным звонком одной из его милых подчиненных.
Я ждал этого разговора, я готовился к нему, я предвкушал его. Перед тем как набрать номер, я целый час ходил из угла в угол и выстраивал фразы, вслух проверяя их благозвучность и оттачивая интонацию.
Вера была не в духе: на заднем плане приглушенный мужской фальцет закатывал форменный скандал. «Я по вашей милости два часа проторчал у гостиницы на чемоданах! — срывался на визг голос. — Я подам на вас в суд! Я напишу заявление в Общество потребителей Москвы, я сообщу в налоговую полицию!» — «При чем тут налоговая полиция? — обиделся кроткий басок Мозгоправа. — Вы же знаете, что мы не виноваты, что мы сделали все возможное…» — «Единственное, что вы сделали, — перебил скандалист, — это по полной программе содрали с меня за путевку, за визу, за медицинскую страховку, за срочность, да еще за трансферт, который в полном объеме не предоставили!» — «Во всех возникших неурядицах виноваты не мы, а наши партнеры — итальянское турагентство», — мягко отбивался директор. «Но это же ваши партнеры, а не мои…»
Вера, выяснив цель моего звонка, сразу меня вспомнила и после короткого замешательства попросила перезвонить позже.
— Здесь клиент скандальный пришел, — объяснила она. — Четвертый раз через нас отдыхает и каждый раз после этого приезжает и дебоширит.
Она говорила со мной неожиданно доверительно, как со старым знакомым.
— Если ему так не нравится, почему он не обратится в другое агентство?
— Так в том-то и дело, что все ему нравится. На самом деле, это у него такой характер. Просто в Риме микроавтобус, который должен был отвести группу в аэропорт, немного задержался. Вы, наверное, догадываетесь, какие там пробки?
— Хорошо, я перезвоню через полчаса, — сказал я и отключился.
Через пять минут мой сотовый телефон призывно запиликал. Это была Вера. На этот раз ей никто не мешал разговаривать. То ли со скандальным мужчиной удалось быстро разделаться, то ли она уединилась в другом помещении.
— Александр Владимирович? Извините, что не смогла с вами разговаривать. Вы в прошлый раз оставили свой телефон, и я решила перезвонить. Ничего? Я слушаю вас…
Ее грудной голос с легкой хрипотцой и едва различимым провинциальным акцентом, вкрадывающимся время от времени в ее достаточно чистый московский говор, звучал весьма заманчиво. Я, запинаясь от волнения, объяснил:
— Я… э-э… по поводу своей поездки, на…мм… необитаемый остров…
Моя идея с островом казалась мне уже совершенно дурацкой.
— Я так и подумала… Ну что ж… На самом деле, с вами хотел поговорить наш директор… Но если вы желаете, я сама вам все расскажу…
— Давайте…
— Мы подыскали подходящий остров. Это в Тихом океане. Знаете Гавайские острова?
Я вспомнил что-то такое про американцев.
— Знаю. Но разве они необитаемые?
— Там есть и абсолютно ненаселенные, полностью дикие острова. Совсем небольшие, но для современных робинзонов вполне подходящие. Их сдают в аренду всем, кто в состоянии платить. Единственное, в чем проблема, очень долго лететь. До Гонолулу двадцать часов, а оттуда еще час на вертолете…
— Меня это не пугает…
— Очень хорошо!
Вера еще минут пять рассказывала обо всех нюансах перелета: техническая остановка в Сиэтле для дозаправки, пересадка в Сан-Франциско… и закончила на душещипательной экологической ноте:
— Некоторые российские туристы убивают редких животных и потом подвергаются уголовному преследованию со стороны местных властей…
— Я еду туда не охотиться, а отдыхать, — успокоил я Веру. — Лучше расскажите, что там получается по деньгам…
— Теперь по деньгам, — подхватила она. — Мы тут прикинули, получается двадцать пять тысяч долларов.
Здесь уже все включено: аренда острова на две недели, перелет, туда и обратно, вертолет… Хижина там уже есть… На всякий случай у вас будет рация… Это вместе с услугами нашего агентства и встречающей стороны… Сумма меня не смутила.
— А если я все-таки поеду не один?
— Каждый следующий человек — еще пять тысяч… С моим путешествием все было ясно. Мне это подходило.
— Вера, извините за нескромный вопрос… — На том конце ощутимо напряглись. — В прошлый раз вы мне уже сказали, когда я предложил вам поехать вместе со мной, что вы отправляетесь в другую сторону. И все же мне хотелось бы повторить свой вопрос. Не хотите ли вы составить мне компанию?
Она выдержала тягучую, как настоящий деревенский мед, паузу.
— Но мы же едва знакомы?
— Ну и что? Разве это проблема? Давайте познакомимся поближе. Что вы делаете сегодня вечером?
