Ну что еще вам рассказать? Мне доподлинно известно, что Вера вышла замуж за самого Р.Г. Кто их познакомил? Ну, может быть, Валентин Федорович сдуру. Свадьбу они сыграли в Санкт-Петербурге, в Таврическом дворце, среди гобеленов российских императоров, ели с царских фарфоров. Говорят, сам президент прислал поздравление. Журналисты подняли тогда невообразимую шумиху по поводу незаконного использования бесценного памятника архитектуры. Ну, вы помните! Затем Вера уехала в Швейцарию. Теперь она законная жена известнейшего российского политика, мультимиллионерша.
Что ж, в ее удивительных способностях я никогда не сомневался. И я желаю ей только счастья.
Слышишь, моя маленькая? Я желаю тебе только счастья!
Все же интересно, как она объегорила Валентина Федоровича? Ведь она его наверняка объегорила. Уж кто бы сомневался! Кстати, я видел его однажды по телевизору — старый проныра теперь почему-то возглавляет информационную службу одного государственного телевизионного канала…
Мозгоправ? Его убили. По новостям показывали. Допрыгался, дурачок. Уж не знаю, кто приложил руку, могу только догадываться…
Никробрил-продукт? Пустое! Я в нем давно разочаровался! Да и не нужен он теперь никому — все о нем забыли, как будто его никогда и не было. Царство ему небесное!
Вовочки давно уже нет, но мне по-прежнему его постоянно не хватает. Даже временами через скуку и грусть пробивается какая-то пронзительная тоска. Действительно, его пьяная морда в дверях моей квартиры стала просто неотъемлемой частью моей жизни, самым необходимым витамином в душевном рационе, спасительным лекарством от скуки и чрезмерного лицемерия, неукоснительным ритуалом в устоявшемся жизненном распорядке.
Ах, как мы развлекались, бывало! Ах, сколько было приключений! Ах, какие были веселые времена!
А школка?! А тот знаменитый удар Вовочкиного кулака по моей челюсти во время прощального похода за то, что я целовался в кустах на берегу реки с девочкой по имени Света — его светлой школьной любовью?!
И он был совсем не такой дурной, как, может быть, вам показалось. По крайней мере, по молодости. И относился я к нему уж не так уж по-свински, как вы решили. Наоборот, я его любил…
Если признаться, Вовочка был не просто мой старый школьный приятель. Он был метафизической частью меня, моих мозгов, моего таинственного подсознания. Почему? Догадайтесь сами! Без него меня иной раз так ломает, так ломает! Он, словно гвоздь в ботинке, который годами не дает покоя, надоедает, который проклинаешь ежесекундно, но все же гвоздь — свой, родной, к нему привык, — и поэтому, когда от него избавляешься, еще долго не находишь себе места и уже жалеешь, что вытащил его…
Я просматриваю старые видеокассеты. На одной из них я и Вовочка дружески обнимаем друг друга. Я затягиваю старую песню, которую однажды сочинил во время очередной попойки: «Вовище, дай рублище на фигово винище…» Простенькая песенка под заунывный мотив шарманки повествует о том, как через много лет два школьных друга встречаются и вспоминают «школку», старых друзей и, прежде всего, Вовочку, «которого уж нет». (Надо же! В самую точку!) Вовочка воодушевленно подхватывает, и оказывается — он прекрасно помнит все куплеты этой песни, до последнего слова, несмотря на то что прошло не меньше десятка лет с тех пор, как мы пели ее в последний раз…
На другой кассете Вовочка и черненькая медсестра Аня. Вот он целует ее, ласкает, потом зарывается головой между ее ног… Вот молодая женщина смотрит прямо в камеру и спрашивает у Вовочки: «Она, случайно, не включена?» — «Да нет, кассеты чистые кончились», — нисколько не смутившись, отвечает тот, и сей странный ответ почему-то кажется ей вполне логичным…
Вовище, дай рублище…
Способ № 999. Как кинуть кредиторов и при этом избежать всякой ответственности. Рекомендуется не чаще одного раза в жизни. Шанс 100 %.
Вчера я встретил Рыбу. Вольдману несказанно повезло: когда Вовочкина финансовая пирамида рухнула (то есть он просто умер) и все открылось, пострадал Рыба — Вовочкин паспорт на тот момент был в залоге именно у него. Вовочка унес с собой в могилу обязательства по выплате аж ста тысяч рублей!
— А ты-то о чем думал? — с улыбкой спросил я одураченного ростовщика. — Он же нигде не работал, пьянствовал целыми днями, врал безбожно!
— Но он же всегда мне всё возвращал до копеечки, в срок и с процентами. Я думал…
Рыба был красный от злости.
— Чего ты думал, коммерсантишка хренов? Тебе деньги возвращал не он, а Вольдман…
Кстати, тут как-то Вовочкина Лена заходила — ну, та аденома бездомная. Рассказала в подробностях, как умер Вовочка, почему умер. Я с грустью отметил, что прошмандовка говорит о нем глумливо, с нескрываемым безразличием. Я давно заметил, что все алкоголики — люди исключительно циничные, бессовестные, неблагодарные, бессердечные, а женщины-алкоголички — тем более, — поэтому и не удивился.
Я дал ей стольник на выпивку, но попросил больше меня не беспокоить. А то она уже было размечталась подлезть ко мне в друзья вместо Вовочки, как бы по наследству…
Похороны Вовочки были скромными, хотя, поскольку я внес посильную лепту, всё было организовано, как положено. Сам я «провожать» его не пошел, в тот день у меня поднялась температура, да и не люблю я это дело… Потом мне рассказывали, что из друзей Вовочки, его многочисленных собутыльников, не явился никто…
В тот день, когда я проснулся в маленькой квартирке библиотекарши Татьяны, в ее девичьей постели и еще долго не мог понять, где нахожусь и что произошло, а потом увидел рядом разметавшиеся по подушке черные шелковистые волосы с каштановым отливом, подернутые негой волнующие черты, едва прикрытое тельце — здоровое, сочное, упругое, изнывающее каждым своим изгибом, мускулом, жилкой из-за неоправданно долгого прозябания, увидел всю ЕЕ — мою спящую красавицу, этакий алмаз, еще не нашедший своего хозяина, еще не вставленный в драгоценную оправу, — я понял, что с этого момента моя жизнь изменилась раз и навсегда, что теперь она будет разделена красной линией на две части: все, что было до этого дня или, вернее, до минувшей ночи, и все, что будет после. И еще я понял, что всем моим печалям так-таки пришел конец, потому что нет в мире большего удовольствия, чем владеть таким юным, свежим и умным созданием, нет большего наслаждения, чем любить это самое удивительное существо на свете, отдавать ему всего себя и быть всегда рядом с ним. Так что теперь я был абсолютно, абсолютно счастлив!
Конечно, еще надо было добиться ее расположения, неутомимым натиском завоевать ее сердце, как вчера я завоевал ее тело, но… но все это уже было делом чистой техники. Я это сделаю, какие могут быть сомнения?! Ведь если я что-то твердо решил — держите меня семь человек!
