Остин вдохнул и словно побоялся выдохнуть.
— Твоя мама! Господи, ты так на нее похожа! Уилл снова взял снимок в руки.
— Он прав. Вы — копия своей матери. Те же глаза, тот же нос. — Он заправил мне за ухо локон, выбившийся из хвоста. — Те же волосы.
— Все говорят, что носом я пошла в отца, — сказала я и отвернулась.
— Она была красавицей, — сказал Уилл. — Не помню, чтобы вы когда-то говорили о своей матери. Она еще жива?
— Понятия не имею, — ответила я, стараясь говорить как можно более беззаботным тоном. — Она оставила моего отца, когда я была еще ребенком.
Уилл издал только вежливое «О». Вид у него был такой, словно он жука проглотил.
— Вы в этом не виноваты, — сказала я, сжалившись над ним. — Но, если честно, я тоже не помню, чтобы вы рассказывали мне о своей семье.
— Что вы хотите знать? — спросил Уилл. — Мой отец тоже был инженер, но инженер-химик. Он ушел на пенсию, отработав много лет в «Проктор энд Гэмбл», и они с матерью теперь живут в Хилтон-Хед. Он играет в гольф, она — в теннис, и еще на добровольных началах работают в хосписе. У меня два брата и сестра и еще четыре племянника и две племянницы. Мне продолжать?
— Не обязательно, — сказала я, окончательно сдавшись. — Как только мы закончим развешивать картины, нам придется здесь немного убраться.
— Не смею вам больше мешать. — Уилл явно обрадовался, что ему дали шанс к отступлению. — Пришлите счет в офис.
— Не волнуйтесь. Счет, вероятно, прибудет туда раньше вас, — сказала я.
— Так плохо идут дела?
— Бывало и лучше, — уклончиво ответила я. — Летом всегда затишье.
— Особенно в том случае, когда Джерниганы решили скрутить Кили и ее тетю по рукам и ногам, — не мог не вставить Остин.
— Остин, — с тихой угрозой в голосе сказала я.
— Это так, — сказал он, — и ты это знаешь. С тех пор, как ты отменила свадьбу, эта семейка изыскивает все возможности, чтобы загнать вас в угол.
— Уиллу совсем не интересны местные политические разборки, — заметила я, — а у нас с Глорией все идет прекрасно, спасибо.
— Надеюсь, — сказал Уилл, открывая дверь. — И не давайте всяким поддонкам вас пинать.
Как только он ушел, я повернулась к Остину и зло на него уставилась.
— Что это было? — спросил он, съеживаясь, как горелый лист, под моим взглядом. — Что он имел в виду под поддонками?
— Ничего, — сказала я. — У Уилла Махони весьма своеобразное чувство юмора. Он так шутит. Но не думай, что ты так легко от меня отделаешься, Остин. Какого черта ты полез к Уиллу с моими проблемами с Джерниганами? Это только меня касается. И мои отношения с Уиллом чисто профессиональные. И именно такими я и хочу их поддерживать. Понятно?
— Понятно, — сказал Остин. — Прошу прощения за свой длинный язык. Но все это меня страшно злит. Эти Джерниганы думают, что они тут боги. Мне противно смотреть, как они играют тобой как мячиком.
— Больше они не будут пинать меня, как мяч, — твердо заявила я.
Остин понимающе кивнул, затем взял следующую стопку картин и отошел от стены.
— Как будем их вешать?
К трем часам дня мы покончили с инсталляцией. Я оставила скотч на кухонной стойке вместе с запиской «Добро пожаловать домой». Затем повела Остина на экскурсию по Малберри-Хилл.
— Когда он хочет, чтобы вы закончили? — спросил Остин, когда мы вернулись к машине.
— К Рождеству, — сказала я. — Вначале я так и заявила ему, что это невозможно. И мне на самом деле так казалось. Но, похоже, я его недооценила. Когда Уилл Махони за что-то берется, он доводит дело до конца. Посмотри на дом. То, что они уже успели тут сделать, выше моего понимания. Когда он говорит, что работа будет сделана, видит Бог, она делается.
— Деньги неплохой рычаг, — заметил Остин.
— Дело не только в деньгах. Каким-то образом он сумел устроить так, что рабочие считают для себя делом чести снова сотворить из этого дома настоящий шедевр. Я думаю, они по-настоящему верят в то, что Махони заставит завод работать. И знаешь, что я хочу тебе сказать? Я и сама начинаю в это верить.
Остин выглянул из окна на лужайку с дикими цветами — она вот-вот должна была скрыться за поворотом на главную дорогу.
— Ты все еще злишься на Остина? — притворно повинным голосом спросил он. — Или мы снова друзья?
— Друзья, — со вздохом сказала я.
— Лучшие друзья? — Пожалуй, да. Пейдж-то я вычеркнула из списка.
— Хорошо, — сказал он, широко улыбаясь. — У меня есть кое-что тебе сообщить. Я просто ждал подходящего момента. Впрочем, я не уверен, что этот момент уже наступил.
— Ты о чем?
Остин глубоко вздохнул.
— О твоей маме.
— О, черт.
— Просто я люблю всякие тайны. Всегда любил. Ты знаешь, когда другие ребята из моего квартала играли в бейсбол или в футбол или гоняли наперегонки на великах, я сидел дома и читал «Тайны» Нэнси Дрю.
— Не «Крутых парней»?
Остин брезгливо поморщился.
— «Крутые парни» — отстой. В них нет стиля. А Нэнси… — Он вздохнул. — Эти глянцевые картинки с двухместными автомобилями с открытым верхом. Эти шикарные маленькие платья. Не говоря уже о том Неде Никерсоне…
— Понятно. Ты фанат Нэнси Дрю. При чем тут я и моя мама? Остин не спешил с ответом.
— Я пытаюсь понять, правильно ли выбрал время для этого разговора. У тебя сегодня боевой настрой, как видно?
— У меня нормальный настрой, — сказала я и ударила по приборной доске «вольво».
Остин закатил глаза.
— Как скажешь.
— Ты это начал, тебе и заканчивать, — буркнула я. — А то я и в самом деле разозлюсь.
— Ладно, ладно… На днях, когда ты сказала мне, что не имеешь представления, где твоя мать, я начал думать. Я хочу сказать, что я — впрочем, я тебе уже говорил — точно знаю, где моя мама. И по большей части она сидит у меня в печенках. Не пойми меня превратно: я люблю свою старушку, но она доводит меня до безумия. Вопрос в том, что нам всем нужны наши мамы. И тебе нужна твоя. Хорошая, плохая ли — все равно. Особенно сейчас…
— Что значит «особенно сейчас»?
— Сейчас, после этой истории со свадьбой. Ты сейчас на перепутье, Кили. И после того, что произошло у тебя с Эй-Джи, с этим синдромом «покинутой женщины», тебе бы очень не помешало иметь рядом близкого человека — маму.
— Нет, — просто сказала я. — Уже двадцать лет, как она ушла. Я благодарна тебе за сочувствие, но я преодолела это чувство потери. Смирилась с тем, что я ее потеряла. И у меня нет синдрома «покинутой женщины». Остин вновь закатил глаза.
— О, прошу тебя, только взгляни на себя, детка. У тебя больше комплексов, чем цветных пятен на политической карте мира.
Мы как раз проезжали через новые ворота, стоявшие на съезде с главной дороги к Малберри-Хилл. Машин не было, так что мне ничто не мешало свернуть на шоссе. Но я остановила «вольво», перегнулась через Остина и распахнула дверь.
— Выметайся, — сказала я.
