— Ну, в общем, да, — вздохнула Мозелла.
— Кто тебе сказал?
— Ты имеешь в виду вчерашний вечер или сегодняшнее утро?
— Ты уже вчера об этом узнала?! — И почему меня удивил тот факт, что весь Мэдисон, как улей жужжанием, был полон вестью о разрыве моих отношений с Эй-Джи?
— Я собиралась открыться пораньше, в восемь, специально ради Джи-Джи. Она позвонила вчера в районе одиннадцати.
— Она, наверное, основательно ввела тебя в курс дела?
Мозелла рассмеялась дребезжащим смехом. Ей было чуть больше пятидесяти, и она не собиралась отказываться от многолетней привычки выкуривать по пачке в день. Даже ради своего богатого мужа доктора. — Можно и так сказать.
— И каждый из тех, кто звонил, излагал собственную версию событий?
— Картина получилась живописной, это верно, — согласилась Мозелла. — Но я не придаю большого значения сплетням. Ты же знаешь.
Я подавила желание прыснуть от смеха. Мозелла была сплетницей экстра-класса. Если кому-либо в городе случалось вляпаться в неприятную историю, она узнавала об этом первой.
— Из этого я могу заключить, что ты знала, что прическа мне сегодня не понадобится? — сказала я в заключение. — А также педикюр и маникюр.
— Само собой, — сказала Мозелла. — Все прочие приглашенные на твою свадьбу дамы уже позвонили и тоже отказались.
— Даже Пейдж? — спросила я, чуть не подавившись звуком имени этой мерзавки.
— О нет, — сказала Мозелла. — Я как раз сейчас смотрю в окно и вижу, как подъезжает ее машина. Они явились сюда обе — Пейдж и ее мамаша.
— Ты сделаешь мне одолжение? — спросила я.
— Попытаюсь.
— Обкорнай их наголо.
— Хотела бы я, моя сладкая, да не могу. Бизнес есть бизнес. Вот что я тебе скажу: как насчет эксперимента с цветом? Может, сделать ее слегка оранжевой?
— Я заплачу тебе вдвойне, если ты это сделаешь, — сказала я.
— Нет, тут уж я угощаю, — сказала Мозелла. — Мне никогда не нравилась эта маленькая потаскушка. Вечно скулит насчет своего чувствительного черепа, и чаевых от нее не дождешься. И даже не проси меня всерьез заняться ее мамашей.
— Не буду, — сказала я. — Спасибо, Мозелла. Пошли мне счет, ладно?
— Никаких счетов, — сказала Мозелла. — Рано или поздно мне все равно придется делать тебе свадебную прическу, а когда я ее сделаю, то мы с тобой обе войдем в историю парикмахерского дела.
Я сморгнула слезу и повесила трубку. Глория сидела на диване в моей крохотной гостиной с блокнотом в руке. У Глории была многолетняя привычка составлять список неотложных дел, и блокнот служил ей именно для этой цели.
— Я позвонила поставщику провизии, в администрацию клуба и флористу, — сказала она, пробегая пальцем по списку. — И еще я собираюсь отправить посыльного в церковь с короткой, но прочувствованной запиской для тех, кто не знает об отмене церемонии. — Она говорила таким тоном, словно обсуждала цвет штор в гостиной. — Ты отменила визит в салон? — спросила Глория. Рука се зависла над этим пунктом списка.
— Да, Мозелла уже в курсе.
— Ну конечно.
— Все остальные тоже отменили визит, за исключением Пейдж и ее мамаши.
— Ты полагаешь, у нее грандиозные планы на сегодняшний вечер? — спросила Глория.
— Я не хочу о ней говорить. И думать о ней тоже не хочу, — сказала я. — Для меня она — все равно что мертвая. Ее просто не существует.
— Можно кое-что спросить? — Глория склонила голову набок. — Как вы вообще смогли подружиться? Честно говоря, я сама всегда презирала снобов, но все же никак не могу понять, что вас могло сблизить.
Я задумалась, машинально накручивая на палец прядь волос.
— Мы вместе учились в школе, — сказала я, — но сблизились лишь в четвертом классе. Я помню, она была первой девочкой в классе, надевшей бюстгальтер. У нее первой начались месячные, она первая стала брить ноги. Я считала се крутой.
— Готова поспорить, что Пейдж и во многих других вопросах была первой, — язвительно заметила Глория.
— Что верно, то верно, — засмеялась я, вспомнив о кое-каких знаменательных исследованиях Пейдж в классе девятом. — Она могла заполучить любого парня. И я думаю, она всех их и поимела.
— Как ее мамочка, — сказала Глория. — Обе шлюхи.
— Лорна не казалась мне таковой, когда я была девочкой, — сказала я, вспоминая прошлое. — Знаешь, она так хорошо ко мне относилась. Была так ласкова со мной, когда мама ушла.
Глория кивнула, постучав карандашом по блокноту. Мы никогда не говорили много о моей матери. Когда она нас бросила, мне едва исполнилось семь — я была достаточно взрослой для того, чтобы помнить это. Я помню, как она утром, только проснувшись, пила пепси. Помню, что каждый вечер перед сном она подметала пол на кухне. Помню звук ее голоса, вкрадчиво-тихий и монотонный, когда она болтала по телефону с бессчетными подружками, помню запах ее духов — она всегда пользовалась «Джой». Я все еще храню тот флакон, что она оставила на трюмо. Теперь там осталось лишь несколько капель, но время от времени я беру этот флакон в руки, подношу к носу и вдыхаю запах, напоминающий мне о ней.
— Ты меня знаешь, Кили, — сказала Глория. — Для тебя не секрет, что я могу сказать много плохого о Джаннин Марри Мердок, но надо отдать должное твоей матери — такой, как Лорна, она не была.
— Наверное, нет, — согласилась я. — Но для меня Лорна была почти как мать. Она обращалась с нами как со взрослыми. Позволяла пользоваться ее косметикой, показывала, как укладывать волосы. Я помню, что впервые попробовала коктейль, когда нам приготовила его Лорна — в тот вечер к ней зашел бойфренд.
— Наверное, чей-то муж, — сказала Глория, надув губы. — Трудно представить, сколько мужчин перебывало в ее доме. Твой отец места себе не находил, когда ты там бывала — боялся, что ты увидишь то, что тебе не положено видеть. Но он не мог вас с Пейдж разлучить. Вы были словно сиамские близнецы.
— Я знаю, — сказала я. — И даже в старших классах, когда она действительно пустилась во все тяжкие, а я была еще слишком цыпочкой, чтобы делать то, что делала она, мы оставались подругами. Даже в колледже, когда я уехала, а Пейдж осталась дома и поступила в колледж, мы оставались подругами.
— В силу привычки, — сказала Глория, изогнув брови дугой. — Привычки не всегда бывают хорошими.
— Задним умом мы все крепки, — сказала я в ответ.
— Ладно, — хлопнув ладонью по блокноту, сказала Глория. — Давай работать. Кто будет звонить и отменять шатер и ледяные скульптуры: ты или я?
И как раз в этот момент раздался звонок. Когда мы перестраивали кладовую на втором этаже, Глория велела электрикам сделать в моей квартире сигнализацию, и теперь, если на первом этаже открывалась дверь, у меня начинала завывать сирена.
— Я не стала запирать дверь, просто повесила табличку «закрыто», — заверила меня Глория. — Почему бы тебе не спуститься и не выгнать нахала?
— А что, если это Эй-Джи? — спросила я, запаниковав.
— Не будь дурой, — сказала Глория. — Он не настолько глуп, чтобы являться сюда сегодня. К тому же, после того как ты вчера ушла, у нас с ним был разговор.
— Эй? Есть тут кто? — раздался мужской голос с лестницы.
— Одну минуту, — откликнулась Глория. — Иди, — сказала она, кивнув мне.
Я медленно, с опаской вышла на лестницу и, рискуя свернуть шею, заглянула в студию. Что, если там
