6
Описывать эти две недели, которые я провела в «заключении», — дело довольно скучное. Работала. Утром, днем и вечером. Меняла главы местами, что-то добавляла от себя, сокращала уже написанное. Пока к ночи не валилась на кровать и не забывалась в тревожном сне. Но и тогда мне снились фрагменты и эпизоды книжки. Они были разного качества: некоторые практически не требовали постороннего вмешательства, другие приходилось переписывать заново; хотя, конечно, и в этом случае я старалась, чтобы написанное мной не слишком отличалось по языку и стилю от изложенного Самойловым. Иногда дело стопорилось, наступало какое-то пресыщение работой — наверное, такое знакомо каждому творческому человеку. Тогда я заказывала себе большой кувшин своего излюбленного коктейля и заваливалась на полдня к телевизору.
Правда, я замечала, что такие отвлечения от работы как-то странно действуют на меня. Стоило мне только отвлечься от письменного стола и включить «телек», мне почему-то все чаще вспоминался Петр Васильевич Мезенцев, начальник охраны дачи Самойлова. Прямо странно, чего это он вдруг так запал мне в душу. Ни внешности у него какой-то выдающейся, да и собеседник он не Бог весть какой… Натура у него, конечно, сильная, что верно, то верно. Человек он, точно, неплохой, честный, порядочный, надежный… Это было видно даже из кратких записок Самойлова, рассказывающих о двух эпизодах из военного прошлого Мезенцева.
Афганистан-Мезенцев-«груз 200»-махинация
…Начальник штаба, не здороваясь, кивнул Мезенцеву на стоящий у стены стул.
— Садись.
Сейчас должен был последовать разбор, переходящий в разнос. И вопросы на нем прозвучат самые что ни на есть справедливые. Из тех, на которые ответов в принципе существовать не может. Как случилось, что он, командир разведывательной роты, старший лейтенант Петр Мезенцев, допустил в своем подразделении такие потери? Как, опять же он, Мезенцев, умудрился всей колонной сунуться в ущелье, не будучи абсолютно уверенным, что не напорется на засаду, в то время как дозор, проморгав противника, был уничтожен, а он, командир, не заметил, что связь с дозором прервалась? Почему две головные машины оказались отрезанными от остальной колонны и их экипажи полностью погибли?..
В годы войны за такие просчеты командира сразу поставили бы к стенке, не дожидаясь трибунала. И правильно бы сделали, казнился Петр.
Он всю ответственность согласен был взять на себя. И не потому, что считал себя единственным виновным. Просто он, лично он, а никто другой, был командиром всех этих мальчишек, тела которых сейчас уже спешно запаивали в цинк, потому что в этой жаре трупы слишком быстро начинают разлагаться. А потому он, именно он, должен был отказываться выполнять приказы, которые считал неверными, ошибочными, преступными…
Не рискнул, понадеялся, что все проскочит именно так, как того желает старший начальник. И вот теперь расплачивался за свою бесхребетность.
Петр не собирался оправдываться. По многим соображениям. И одно из них заключалась в том, что сидело в подкорке: валить на старшего начальника, который лично руководил операцией, бесполезно — в то время как, глядишь, возьмешь все на себя, и тот самый старший начальник хоть как-то поможет ему.
Петр презирал себя за эту мысль. Но сидела она в голове, сидела… Хоть Христос и говорил, что человек, допустивший только мысль о грехе, уже и этим согрешил, — но как же изгнать мысль из собственной головы?
— Садись уж…
Голос начальника штаба — «энша» по-военному — не предвещал грозы. Мезенцев присел на краешек стула, уронил руки на колени.
— Что, плохо, Петро?
— Хуже некуда…
Энша прошелся по кабинету.
— Ладно, Петро, — постарался сказать он как можно мягче. — Мы на войне, а здесь всякое бывает…
Это настолько не соответствовало образу энша, что Мезенцев удивленно поднял на того глаза. Всегда наглый, жесткий, требовательный до придирчивости, нахрапистый, ругатель и матерщинник…
Начштаба понял этот взгляд. И решил немного подыграть подчиненному.
— Что, другого ожидал?
Мезенцев ничего не ответил, опять опустил глаза, уставился в пол. А начальник штаба прошел в угол кабинета, гулко громыхнул дверцей сейфа и протянул Мезенцеву заблаговременно наполненный стакан. В нос старшему лейтенанту ударил сладковатый дух нагревшегося на жаре спирта.
— Выпей, старлей… — почти с искренним участием фамильярно произнес начальник. — А то еще не переживешь, чего доброго, сегодняшний день…
Мезенцев понимал, что надо бы отказаться. Но по шее уже алчно прошелся кадык. Да ладно, махнул он мысленно рукой, после такого дела и в самом деле не мешало бы дернуть стаканчик…
— Давай-давай, чего уж там, не бойся… — увидев колебания подчиненного, поторопил начальник штаба. — Помяни своих ребят…
Молодой офицер проглотил сушащий губы и рот спирт и припал к кружке с водой, которую ему подал энша. По телу крупно прошла судорога неприятия, от желудка в виски сразу ударила горячая волна.
— Ну а теперь — к делу!
Мезенцев глядел на начальника настороженно. Что значит «к делу»? Мелькнула совершенно идиотская мысль: а что, если тот прямо сейчас, преследуя какие-то свои цели, в таком вот состоянии поведет его к командиру?.. Не случайно же начштаба в части так не любили и считали способным, если ему это выгодно, на любую подлость…
— Я тебе, Мезенцев, за твое преступление… — уже иначе, жестко заговорил начальник штаба, убирая в стол стакан и кружку. — А ведь ты, именно ты, и в самом деле совершил сегодня преступление, кто бы тобой ни командовал и чьи бы распоряжения ты ни выполнял… Так вот, за твое преступление я придумал тебе такое наказание, что ты, только чтобы избежать его, сам согласился бы в цинковый ящик залечь…
Он еще не закончил свою речь, а Петр уже понял, что именно тот имел в виду.
— Не надо! — прошептал он.
Наверное, Мефистофель и тот не смог бы улыбаться с более дьявольской улыбкой, чем это сделал энша.
— Надо! — твердо и высокомерно проговорил он. — Только ты, и никто иной!
Мезенцев схватил его за руку, заговорил горячо, жарко выдыхая спиртовые пары:
— Не надо, прошу вас, все что угодно, но только не это! Я согласен до самой замены во все наряды за всех подряд ходить!.. Я вашим личным адъютантом буду… Я у вас полы в кабинете буду мыть…
Энша брезгливо отдернул рукав своего новенького «камуфляжа» от прокопченных рук подчиненного.
— Мезенцев, это вопрос уже решенный. «Борт» сегодня в двадцать часов. Так что собирайся, подписывай документы — и вперед! Времени осталось слишком мало…
Только теперь в полной мере оценил Петр все коварство начальника. Он сейчас сделал бы все, лишь бы избежать выполнения данного ему задания. Однако от него сейчас разило спиртом, как из винного погреба, а потому он уже не мог пойти к командиру и попытаться упросить того избавить его от этой страшной командировки.
Делать ничего не оставалось, как только покориться приказу.
— Есть! — обреченно бросил он ладонь к козырьку форменного кепи.
— Погоди…
Все еще надеясь на какое-то чудо, подчиненный поднял глаза на начальника. Однако тот не оставил
