ему и последнего шанса.
— Садись! — кивнул он на стул, теперь уже стоящий возле стола.
Мезенцев присел.
— Подпиши-ка тут кое-что…
Подавленный происходящим, чувствуя, как от выпитого в голове путаются мысли, потея от жара, который растекался от желудка по всем жилочкам, старший лейтенант ставил одну свою подпись за другой в каких-то документах, в графах, на которые указывал энша.
— Ну а теперь все, — собирая бумаги в папку, кивнул ему начальник. — Можешь идти!
Когда за старшим лейтенантом закрылась дверь, энша поднял трубку полевого телефона, резко крутанул ручку.
— «Линзу»! — коротко назвал он позывной вышестоящего штаба. — Срочно!
Пока все шло по плану.
…В Ташкенте Мезенцева встречали. Едва самолет, зарулив на стоянку военного аэродрома, перестал крутить винтами, к нему подкатил «ГАЗ-66». Из кабины выпрыгнул молодой крепкий парень, подошел к «борту» и остановился рядом, нетерпеливо наблюдая за тем, как летчики открывают дверь, как к образовавшемуся проему пристраивают трап- «стремянку»…
И едва Петр спустился на плиты аэродромного бетона, парень шагнул к нему навстречу.
— Добрый вечер! Вы «жмуриков» привезли?
Он весело скалил зубы, этот откормленный «качок», привыкший к спокойной и устроенной жизни… Как же Петр ненавидел таких самоуверенных наглецов, у которых в душе ничего святого! Он их ненавидел всегда, а теперь, когда вынужден сопровождать этот страшный «груз 200», ненавидел еще больше.
Потому что он и его парни там, «за речкой», страдали, умирали, болели, воевали, воду иной раз делили «по булькам»… А эти здесь…
— Я не привез «жмуриков»! — процедил сквозь зубы Мезенцев в улыбающуюся физиономию. — Я сопровождаю своих погибших подчиненных! Все ясно?
Встречающий улыбку чуть пригасил, но не стушевался, как того ожидал офицер.
— Да ладно тебе, лейтенант, не заводись, — сказал парень примирительно. — Я же не знал, что это твои…
Петру в полете летчики еще налили спирта. И теперь ему, захмелевшему, было неимоверно жаль себя.
— Знал — не знал… — с тоской произнес он. — Тебе этого не понять…
— Ну почему же? — спокойно возразил парень. — Я тоже своих ребят оттуда отправлял.
— Ты? — удивился Мезенцев. — Ты что же, был там, «за речкой»?
— Был, как положено, полтора года оттрубил, — опять спокойно подтвердил встречающий. — Меня здесь так и зовут — Шурави. А так я Вячеслав. А тебя, если не ошибаюсь, Петром зовут?
— Петром, — по-прежнему удивленно подтвердил Мезенцев. — А ты откуда знаешь?
— От верблюда, — незамысловато отшутился Самойлов. — Я у тебя один цинк сейчас заберу.
— Но как же…
Старший лейтенант ничего не мог понять. И единственное, на что он мог списать свою непонятливость — так это на выпитый спирт.
— Не переживай, все в порядке, Петя.
Вячеслав достал из кармана бумагу, протянул ее офицеру. Тот тупо уставился на отпечатанный текст, заверенный несколькими печатями.
— Что это? — несмотря на яркое освещение аэродромного поля, Петр никак не мог вникнуть в содержание бумаги. — Не пойму.
— Это документ на право получение ящика с одним «жмуриком», — терпеливо объяснял Самойлов. — То есть с павшим в бою воином-интернационалистом. Мы с тобой сейчас заберем один цинк и едем ко мне.
— Какой цинк?
— Там, где написано «Махмудов».
Мезенцев печально покивал:
— Да, Рустам… Прямо в машине сгорел. Хороший был парень… Механик-водитель.
— Вот и отлично, — по всему было видно, настроение Вячеслава далеко от лирического. — Его и забираем.
— А ты ему кто?
— Кто-кто… Хрен в пальто! Какая тебе разница, если документ в порядке?
Петр впервые сопровождал «двухсотых». До сих пор ему удавалось избегать подобных командировок. Это же ужас — передавать с рук на руки родителям или семье останки погибшего на войне, смысла которой никто не мог понять! Потому и воспринял приказ начальника штаба с таким неприятием. И теперь не знал, что делать. Его проинструктировали о том, как действовать по прибытии на место. А о том, как поступить в такой ситуации, когда кто-то хочет гроб получить раньше…
Но вот бумага. Печати. Да и кто посторонний станет возиться с покойником?
…Через полчаса они уже мчались по темной дороге по направлению к городу. КПП миновали беспрепятственно, проскочили мимо стайки «частников», которые тут дежурили едва ли не круглосуточно, вырулили на трассу и прибавили газу. Вячеслав сидел в кабине. Петр устроился в кузове, вместе с парнями. На полу между откинутыми лавками стоял ящик с телом Рустама Махмудова. Мезенцев старался на ящик не смотреть, он глядел назад, где в проеме поднятого брезента была видна убегающая назад дорога.
Постепенно дома стали мельчать, появились дувалы, из-за которых курчавились деревья. Возле одного из них машина и остановилась.
— Ну что, командир? — подошел к нему Вячеслав. — Нормально доехал?
— Да разве с таким грузом можно нормально ехать? — вздохнул офицер.
Встречавший его непонятно хохотнул и бросил:
— Это точно. С таким грузом и в самом деле ехать не очень-то спокойно… — Потом он повернулся к парням: — Давайте сюда ящик!
Те уже с грохотом откинули задний борт. Услышав команду, ухватились за ручку, потянули ящик на себя. Тот подался с пронзительным скрежетом. На землю его опустили небрежно, с громким стуком.
— Осторожнее… вашу мать! — рявкнул Мезенцев.
Парни удивленно оглянулись.
— Работайте, работайте, — махнул им Вячеслав. А Петру сказал — А ты успокойся, не ори. И не надо их по матери — это Азия, здесь на такое могут и обидеться.
Между тем узбеки легко поддели ломиком крышку ящика. Откинули ее. Поднатужившись, рывком, вытащили цинковый гроб. На нем ярко чернела надпись: «Махмудов».
Офицер чувствовал, как в его душе нарастает тревога. Он по-прежнему ничего не понимал в происходящем.
— Что они делают?
— Что надо — то и делают…
Только теперь стало заметно, что Вячеслав нервничает. Так ведь и было от чего!
Парни начали вскрывать цинковый гроб. Один достал зубило и молоток, приставил острие к крышке и примерился бить. Второй стоял рядом, держал в руках большие ножницы для резки металла.
— Останови их, Слава, — торопливо заговорил Петр, схватив за руку собеседника. — Он ведь уже сутки на жаре — сейчас оттуда такая вонь пойдет…
— Ничего страшного, — криво ухмыльнулся Самойлов. — Не задохнемся…
— Да и труп весь обгоревший, его ведь даже опознать невозможно.
— Это и хорошо, что невозможно.
Не обращая внимания на перепалку, парень несколько раз с силой ударил по зубилу. Наконец оно провалилось в образовавшееся отверстие. Узбек поворочал стальным бруском, расширяя его. Наконец вытащил блестящее острие, кивнул второму, что-то сказал ему по-своему. Тот начал ловко орудовать ножницами.
— Но зачем вам это?
