спор с самой собою...
Кстати, ангелом она не была никогда. Слишком самостоятельная, слишком гордая, никогда не заискивающая перед старшими... А в тринадцать лет Наташа начала курить. Курила ее мама, Елена Михайловна, и Наташе было интересно, что находит мама в этой привычке? Отец не курил, а вот мама получала немалое удовольствие от курения – захотелось попробовать. И – пристрастилась на всю жизнь. Правда, в какой-то период бросила и целых семь лет не курила: «Вдруг мне стало противно, я выбросила начатую пачку и не стала покупать новую. Потом опять закурила, наверное, возникла необходимость за чем-то спрятаться, хоть за сигаретным дымом».
Журналисты часто спрашивали Наталью Гундареву, как она пришла в театр, когда впервые ощутила в себе актрису? В начале 1980-х в одном из интервью она рассказала об этом так: «Трудно сказать – когда. Может, в школе, на уроках литературы, когда читали „по ролям“?.. Знаете, проходим, допустим, „Ревизора“ и вот читаем вслух: я – за Анну Андреевну, кто-то – за Хлестакова. Очень это любила... и с удовольствием прибегала и на уроки пения: наша Бронислава Яновна была почему-то уверена в том, что мы – прирожденные вокалисты, и разубеждать ее не хотелось... Потом Дворец пионеров, ТЮМ...»
В те годы было в Москве место, куда стремились если и не все, то очень многие школьники, – Дворец пионеров на Ленинских горах. Здесь было множество кружков, в которых при желании можно было научиться всему; здесь был настоящий круг общения, не вынужденный, как в классе или во дворе, а истинный – по интересам.
Жизнь кипела в этих стенах допоздна, родители нередко были этим недовольны, ведь многим детям приходилось возвращаться домой чуть ли не через всю Москву. Но возвращались не по одному, а веселыми компаниями – в метро продолжали обсуждать свои дела, чувствуя себя взрослыми, самостоятельными. Эти стайки школьников всегда приковывали к себе взгляды усталых пассажиров, возвращающихся с работы домой: кто-то смотрел на них и прислушивался к их разговорам с умилением (какие хорошие, серьезные детки!), кто-то с раздражением (как они громко говорят, спорят!) – равнодушных не было. Все знали, что подростки едут из Дворца пионеров – значит, толковые дети, не уличные...
Но в метро ездили, когда было холодно или шел дождь. Тогда совершенно особым путешествием было спуститься по эскалатору на станцию «Ленинские горы», посмотреть через мутноватые стекла на темные силуэты Москвы. Это была «волшебная дорога», как называли метро мои сверстники. В хорошую же погоду шли пешком до метро «Спортивная», а оттуда, если расстаться было невозможно, до «Парка культуры». Уже там понимали, насколько поздно, а завтра ведь в школу...
Зимой Ленинские горы были просто усеяны разноцветными фигурками, ползающими по сугробам, – шла игра под названием «Зарница», целыми классами вывозили нас сюда, чтобы мы могли доказать свою готовность дать отпор врагу в любую минуту. Прятались за деревьями, выслеживая противника, пытаясь обнаружить вражеский штаб и немедленно дать знать своим, где скрываются враги. К своим неслись, не разбирая дороги, – снег за шиворотом, мокрая обувь, зацепившиеся за ветки вязаные шапочки, потерянные варежки... Это было так весело! А на следующий день половины учеников не было в классе – температура, простуда, и – лютая зависть здоровых: счастливые, контрольную по алгебре не пишут!..
Школа, в которой училась Наташа Гундарева, была очень хорошей. Она находилась неподалеку от Котельнической набережной – в высотном доме жило немало известных людей, кое-кто из них входил и в родительский комитет. «Нами занимались, – вспоминала Наталья Гундарева, – водили в театры, консерваторию, приглашали интересных людей на школьные вечера. Потом я решила пойти во Дворец пионеров. Такое времяпрепровождение мне нравилось больше, чем ходить на танцплощадку. Может быть, я губила в себе какие-то комплексы, потому что фактура у меня не самая подходящая для актрисы».
В.Я.Дубровский в книге «Актриса» пишет: «Наташе... нравилось читать стихи „с выражением“. Нравились уроки пения, в четвертом классе к тематическому вечеру Наташа Гундарева выучила романс „Растворил я окно...“ и с большим чувством выводила: „Растворил я окно – стало грустно невмочь...“ Учительница сказала маме, что слух у Наташи отнюдь не абсолютный, но как будто есть драматические наклонности».
Елену Михайловну это известие не могло не обрадовать – она не только любила театр, но принимала самое активное участие в самодеятельности Центрального научно-исследовательского института строительства торговых и промышленных зданий, где она работала. Очень часто брала с собой дочь на репетиции, спектакли, концерты...
Отсюда, вероятно, и возник настоящий интерес к театру не как к чуду, к которому прикасаешься в праздничные дни, а как к делу, которым можно попробовать заняться. Так вошел в жизнь Наташи Гундаревой ТЮМ – Театр юных москвичей во Дворце пионеров на Ленинских горах, куда она пришла восьмиклассницей.
Руководила ТЮМом Евгения Васильевна Галкина. Она рассказывала, что, когда Наташа впервые пришла, группа была уже набрана и принимать кого-то сверх уже имеющего количества Евгения Васильевна не хотела, но «Наташа была такая живая, непосредственная, что я сделала исключение. На сцене она играла с упоением! Однажды в спектакле „Король-Олень“ взяла и плюхнулась на королевский трон – этого мы не репетировали!!! На театральные „капустники“ мальчишки из всех девчонок брали только Гундареву: она могла и над собой посмеяться, и других посмешить без стеснения... Мы часто давали спектакли на фермах, ходили в походы. Наташа такая хозяйственная. Помню, однажды вручила ребятам наволочку и... стали в ней промывать рис! „Наташа, ну зачем в лесу промывать рис?“ – „Надо, Евгения Васильевна!“»
Хозяйственность и какая-то поразительная аккуратность были свойственны Наталье Гундаревой с детства. Всю жизнь она содержала дом в чистоте и порядке, прекрасно вела хозяйство, с удовольствием готовила (школа, которую она закончила, была с поварским уклоном – сегодня трудно объяснить, что был такой период в нашей жизни, когда существовали не просто школы с углубленным изучением иностранного языка, но и с уклоном вполне бытовым – поварским, водительским, чертежным и т. д. Для многих этот уклон мало что значил в последующей жизни, но для Наташи оказался важным и нужным).
Годы, проведенные Наташей Гундаревой в ТЮМе, можно смело приравнять к среднему театральному образованию. Педагоги Е. В. Галкина и В. Н. Петухов очень серьезно занимались не просто постановками спектаклей, а именно театральным образованием своих питомцев – первый год студийцы осваивали сценическую речь, сценическое движение (их преподавал ребятам молодой артист Театра на Таганке Вячеслав Спесивцев), вокал, танцы. Только со второго года студийцы начинали участвовать в спектаклях ТЮМа, которые шли регулярно, а афиша, как во «взрослом» театре, версталась за месяц. Из стен ТЮМа вышли многие известные сегодня артисты: Ольга Науменко, Валерий Белякович, Александр Карнаушкин, Софья Гуськова, Владислав Долгоруков, Елена Стародуб, режиссер Владимир Иванов, ну и, конечно, Наталья Гундарева...
Одной из первых ее ролей стала мама в «Дикой собаке Динго». Наташа выглядела старше своих лет, поэтому Евгения Васильевна поручала ей «взрослые» роли. А потом была Смеральдина в «Короле-Олене». В этой роли надо было не только играть, но и петь, и танцевать – Наташа проделывала все это с большим увлечением, свидетельствовавшим о несомненном даровании. Не только зрители своими аплодисментами оценили по достоинству работу начинающей актрисы – высоко оценили Смеральдину и Наташины партнеры, многие из них советовали ей непременно поступать в театральный вуз.
Уже позже, когда Наташа училась на первом курсе Щукинского, ее однокашник Константин Райкин пришел на спектакль «Король-Олень», в котором Гундарева продолжала играть. Спустя много лет он вспоминал: «Там вообще очень неплохо играли воспитанники студии, но было ощущение, что в хорошую школьную самодеятельность пригласили народную артистку. Разница почти неприличная. Я думаю, что на первом курсе между большинством из нас и ею тоже был заметный разрыв».
Рассказывает Валерий Белякович: «Я пришел в ТЮМ на несколько лет позже, когда Наташа была уже настоящей звездой нашего театра. Я видел ее в первой роли – матери героини в „Дикой собаке Динго“, а потом в „Короле-Олене“ – это было необыкновенно! Смеральдина и Труффальдино выходили на сцену, и происходило что-то невероятное: они так захватывали публику, так овладевали ею, что ощущение настоящего театра не отпускало ни на минуту. Причем, если все наши девочки очень нервничали, по двадцать раз подбегали к зеркалу, проверяя, хорошо ли лежит грим, так ли расправлены складки на платье, Наташа оставалась совершенно спокойной. Она очень любила вязать, готовясь к выходу, всегда что-то вязала, а потом просто поворачивалась и говорила: „Подержи...“ или клала свое вязание на стул, делала шаг на сцену и – все. Начиналось чудо! Они играли в паре с Володей Ивановым – будущим режиссером
